Христианский форум
Главная страница сайта
Ленточный форум
Предлагаем вашему вниманию:
Новости сайта / ссылка
Христианские пророчества / ссылка
Христианские свидетельства / ссылка
Новый Завет в аудио / ссылка
Христианский софт / ссылка
форум открыт только для чтения
Свидетельство Татьяны Белоус (Онисимовой)
| |
|
Предисловие Мир вам, уважаемые читатели! Перед началом публикации свидетельства Татьяны Белоус краткий пересказ этой удивительной истории, какую ещё "21-й" век не видывал. СССР, 1960-е годы. Молодая атеистка — комсомолка и коммунистка, отличница и спортсменка, получает от партии КПСС задание — написать статью на тему: "Бога нет!". Девушка рьяно берётся за работу, но, вникая в эту тему чуть глубже, к ужасу советских властей, становится верующей христианкой. Некоторое время спустя она умирает от болезни, и её тело помещают в морг. Но похороны не состоялись — Татьяна воскресает из мёртвых, после чего рассказывает миру об увиденном "за гробом". Её история про ад и рай приводит советские власти в бешенство, после чего на её здоровье и жизнь совершаются покушения... А теперь немного о чести этой Божьей свидетельницы. В последние несколько лет в сети интернет ходило немало поношения в адрес Татьяны Белоус. И конечно же, распространением сплетен и клевет занимаются нечистые на язык люди, выдающие себя за верующих, так как их придирки, в сравнении с общей вестью данного послания настолько мизерны и жалки, что не стоят внимания. И всё же, дальше мы вкратце рассмотрим основные из них. Обвинение первое. Рассказывая о пережитом Татьяна Белоус противоречит сама себе, это значит, что она лгунья, либо не в своём уме. Обвинители приводили пример с упавшей на пол "ложечкой", а в другом случае — с "вилочкой". В её оправдание мы затронем такую черту женского характера, как многоречивость. Ведь так и в Библии сказано: при многословии не миновать греха. Человеку многословному трудно не ошибиться и не сказать чего лишнего. Если бы Татьяна повествовала о событиях 20–50-летней давности более осторожно, и более сжато, то врагам Благой Вести не нашлось бы в ней никаких зацепок, но обвиняющие её в шизофрении, ответят за это перед Богом по всей строгости. Обвинение второе. Рассказывая о воротах в Небесный город Татьяна сказала: "это были две цельные жемчужины", а в Библии сказано так: "А двенадцать ворот — двенадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины (Отк.21:21)". Теперь пример. Малахитовая шкатулка имеет ёмкость и крышку, закреплённую на шарнирах. И эта шкатулка была вырезана мастером из одного цельного камня. Т.е. — камень был разделён на две части. Несложно догадаться, что Татьяна увидела две жемчужные створки ворот, и приняла их за две жемчужины, а пророк Иоанн передал увиденное им как изделие Небесного Мастера, приложившего руку к одной, огромного размера жемчужине, и "разрезавшего" её на две створки ворот. Теперь приложим эту ситуацию к нашему примеру. Татьяна увидела две составные: "крышку, а также вместилище шкатулки", а Иоанн глядя на эту же вещь увидел общую картину "один малахитовый камень". Кто из них был более прав? Думается, что каждый по-своему. Обвинение третье. В передаче "Угол" провокатор и антихрист Александр Шевченко задал Татьяне вопрос звучащий примерно так: "Вы сказали, что не застанете смерти, как Христос придёт. То есть, если вы умрёте раньше Второго Пришествия Христа, то тогда можно не верить вашему свидетельству?" На что Татьяна ответила утвердительно, заверяя, что Господь так ей сказал. Конечно же, на такой провокационный вопрос нужно было ответить только так: даже если я умру раньше, то моё свидетельство истинно, и тому есть немало доказательств и свидетелей, и если вы не верите в то, что я была мертва и воскресла, и видела и ад и рай, то Бог вам судья, а о том, что духовный мир существует, можете прочесть в Библии, а я говорю то что видела, и незачем мне на эту тему лгать. Но теперь вопрос состоит вот в чём: почему Татьяна отошла в Вечность раньше назначенного ей Господом времени? Потому что Бог не машина, — Он Живой Бог. И если Он даёт кому-либо какие-либо обещания, то поступает в соответствии с поступками тех личностей. Например, Бог обещал евреям землю обетованную, но вошли в неё не те, кому было это слово, а лишь их дети. О причине, почему Господь забрал Татьяну раньше определённого ей срока, мы писали в одном из своих посланий. Конечно же, в том случае мы дали не абсолютный ответ, так как жизненные ситуации могут быть многогранны. Другая причина: столкнувшись с шквалом обвинений и клеветы в свой адрес со стороны тысяч верующих Татьяна начала в своей душе страдать, после чего стала просить Бога поскорее её из всей этой враждебной среды забрать. Бог исполнил её прошение. Но, поскольку большинство украинских верующих приняли на неё поношение, возведённое сатанистами, Господь попустил Украине войну. При всём том противники истины остаются со своей блевотиной грязных сплетен и клевет. Мы же передаём здесь то, что нам велел передать Господь, и желаем читателям быть внимательными к своим поступкам, не забывая, что Слово Божье — истина, и что Иисус очень скоро вернётся и заберёт от земли свою святую Церковь, после чего земля сгорит в огне Божьего суда, как сказано: "Придёт же день Господень, как вор ночью, и тогда небеса с шумом пройдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят (2Пет.3:10)".
СВИДЕТЕЛЬСТВО ТАТЬЯНЫ БЕЛОУС о её воскресении из мёртвых, чудесном исцелении от полной слепоты, и посещении Небес и ада Дорогие друзья! Приветствую вас любовью Господа нашего Иисуса Христа! Я — Белоус Татьяна Михайловна, в девичестве — Онисимова, родилась я в сорок седьмом году. Верующая с шестнадцати с половиной лет: на семнадцатом году Господь мне открылся. Выросла я в коммунистической семье. Отец мой военнослужащий: пограничник, фронтовик, полный кавалер ордена славы. Папа мечтал о мальчике, получилась девочка. Воспитывал он меня, ясное дело — как мальчика. К семнадцати годам я была мастер спорта по баскетболу и мастер спорта по мотокроссу, имела первый разряд по парусу, стреляла из всех видов личного оружия, где метко, где не очень, но стреляла. Закончила медучилище с красным дипломом, училась на повышенную стипендию в мединституте, была парторгом курса. В Кремле мне вручили книжку кандидата в члены коммунистической партии. Я была комсомолка, активистка, спортсменка — полный набор коммунистической молодёжи, самый молодой коммунист Советского Союза. Появилась фотография в журнале "Советский пограничник", газета "Правда" писала. Папа гордился мной. СТАТЬЯ Всё было прекрасно, всё было замечательно. Я — отличник боевой подготовки, партсекретарь курса, всё весело, всё замечательно. Вызывают меня в партком перед Пасхой и говорят, что надо написать статью многотиражку о "поповском мракобесии". Я говорю: это как? "Ну, о том, что Бога нет! Ты можешь написать: "Бога нет"?" Я говорю: Бога нет. "Нет, — говорят, — статью надо!" Ну ладно, "Партия сказала надо — комсомол ответил есть!". Я иду писать статью. И я не знаю — с чего начать? С папой мы были большими друзьями. Со всеми своими вопросами я обращалась к папе. Я спрашиваю: папа! С чего начать? Мой папа ростом два метра пятнадцать сантиметров, очень высокий сильный человек, он поставил меня перед собой и заплакал. Он сказал: "Доченька, если можешь, откажись от этой статьи. С Богом не шутят. Говорю тебе как фронтовик". Потому что на фронте к нему пришёл Ангел перед боем. На картинке: явление Ангела в блиндаже (сделано при помощи нейросети) Папа говорил: "Я чётко видел, что отодвинулась плащ-палатка и в блиндаж зашёл Ангел в белой одежде, подошёл прямо ко мне и говорит: "Михаил, утром атака. Они не вернутся, а ты не бойся, ты не бойся. Будет больно, но ты останешься жить и не бойся". Ангел положил руки на мой живот, ногу и руку". Действительно, ещё утро не наступило, как подняли в атаку. И отец мой был ранен в живот, — вот как Ангел положил пальцы — так были осколочные ранения — в живот, в ногу и руку и отца контузило. И конец войны он встретил в госпитале в Алма-Ате. Но я говорю: папа! Ты что? Я не могу отказаться! "Ну, тогда, — говорит, — надо первоисточник". А что может быть первоисточником? Когда я писала политические статьи, я знала: первоисточник — Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ленин. Всё чётко и ясно. А здесь, какой первоисточник? И отец сказал: "Библия". Библия? Ну ладно. А где её взять? "Попробуй, — говорит, — в церкви". Я пошла в одну, другую православную церковь. Батюшки даже говорить на эту тему не стали. С ничем я вернулась, попросила папу помочь мне. Он достал пропуск в Центральную Одесскую библиотеку имени Горького, подписанный первым секретарём обкома партии. Из запасника мне выдали Библию. Я впервые держала в руках эту книгу. На картинке: девушка в библиотеке (сделано при помощи нейросети) Это был прекрасный фолиант старинной работы в кожаном переплёте с медными застежками. Я так смело её открыла. Ну, ещё первую главу я осилила — сотворение мира (Бытие 1 глава). Это было довольно интересно, но непонятно. И я готова была спорить, всё-таки Дарвин "доказал" происхождение человека. Но когда я дошла до главы кто кого родил, читаю: "Авраам породил Исаака, Исаак — Иакова (Быт.5:3-32; Мат.1:2)", — дальше я уже не продвигалась. Думаю: для кого они это пишут? Я — дипломированная акушерка, ни один мужчина ко мне на роды не поступал! И они хотят, чтобы я в это поверила? Ну неужели я такая глупая, что мне это не даётся? Да, старославянский шрифт, — я списывала на это, конечно, старославянский шрифт. Я в раздражении перелистнула несколько листов. Там вообще я запуталась — это непонятно! Какие-то войны, какой-то Иисус Навин. Откуда он взялся? И я листала, листала Библию. Время идёт. Я смотрю на часы, что уже первый час прошёл и мне осталось ещё полчаса, а я ничего не понимаю! Думаю: тогда я поступлю как делают студенты, когда готовятся к зачётам: читают начало, потом конец и кое-что в середине — вот уже и зачёт готов. Так и я. А там ещё лучше: "Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его (Отк.22:14)". ГОЛОС БОЖИЙ Блаженны. Я вспомнила слово "блаженненький". В Одессе — это как нарицательное "глупенький". Думаю: да. Хорошая книга. Замечательная. И перелистываю ещё несколько так листов и читаю: "Савл! Савл! Доколе будешь гнать Меня? (Деян.22:7)". Думаю: о! За это можно зацепиться! Савл. Интересно, кто этот Савл? Я перелистнула ещё несколько листов. Думаю: кого он гонит? Савл. Так он же гонит Бога! Интересно. И в это время я услышала голос: "А ты, Татьяна, доколе будешь гнать Меня?" Я растерялась, оглянулась по сторонам. В этом маленьком зале только библиотекарь, она удивлённо смотрит на меня. Я её спрашиваю: что вы сказали? Она говорит: "А что вы услышали?" — чисто по-одесски на вопрос — вопросом. Думаю: нет! Раз она так спросила, значит со мной что-то не в порядке. И я вспомнила — папа сказал: "С Богом не шутят". Началось. Началось! В ужасе я захлопнула книгу, но руку держу в книге и говорю: ничего. И так тихонечко (думаю: надо с этим разобраться!), каюсь, друзья, я сделала то, что я не позволяла себе ни с какой книгой, я очень уважала книги. Я вырвала лист из Библии. Я его вырвала и спрятала в рукав блузки, а Библию закрыла на металлические застёжки и сдала. И говорю: нет, нет! Я больше не буду, не буду работать, не хочу. Мне было страшно. Мне никогда так не было страшно, друзья, никогда! Я вышла из библиотеки и думаю: ой, как хорошо! Солнышко светит! Вот он воздух! Вот оно небо! Всё прекрасно, всё замечательно! Люди идут радостные. Апрель месяц в Одессе очень красивый. Это мне просто показалось. Но здесь меня опять как морозом обдало. Потому что этот голос, он прозвучал на улице: "Доколе будешь гнать Меня, Татьяна?" Я начала озираться по сторонам — люди идут по сторонам. Они идут по своим делам, никто не обращает на меня внимания. Я решила, что у меня начинается какой-то психоз. Я всё-таки врач, я училась на врача, училась в мединституте, отличница. Думаю: так! Надо на кафедру психиатрии, всё-таки помогут! Ну, да, — сразу скажут: "Шизофрения"! Нет, не пойду на кафедру психиатрии. Вот в таком состоянии я бегу домой. Нет! Надо всё-таки в церковь! Статья-то не получается! Надо поговорить с батюшкой! Рассказать ему! Нет...Я была в таких сомнениях. Ужас охватил меня! Спрашиваю: Ты Кто? "Я — Бог твой". Голос был властный, печальный и любящий. Я говорю: а я Тебя не вижу! Я Тебя не знаю! Я не понимала, что я говорю: потому что я просто испугалась. "Потому и гонишь, что не знаешь", — ответил Господь. Я говорю: ну я хочу узнать Тебя! Не потому что я действительно хотела Его узнать, а просто со страху. "Иди в Дом Мой и узнаешь". Я говорю: а где Ты живёшь? "Домом молитвы наречён он". Я говорю: это где? "В Церковь живую". О! Церковь! Ну, конечно, церковь! Я так обрадовалась этому слову церковь. Я побежала по улице. Первая церковь, которая была на моём пути это был Преображенский Патриархальный собор. Я влетела в него и огляделась — иконы, свечи. Ходит одна женщина в чёрном. Одни свечки гасит, другие зажигает. Я к ней подбежала, говорю: помогите мне пожалуйста! Мне срочно нужно узнать Бога! Она посмотрела на меня и говорит: "Кого?" Я говорю: Бога! Она говорит: стой здесь. А сама вошла в какую-то дверку. Через некоторое время она вышла со священником. Он сразу на меня накинулся: "Как ты смеешь немытыми устами произносить Имя Бога?!" Я говорю: я умывалась! Ну батюшка спросил: кто я, откуда. Конечно я назвала и фамилию и имя и что я учусь в Одесском мединституте — всё назвала, и что я — секретарь парторганизации. Только не сказала, что мне поручена статья о том, что Бога нет. И он говорит: "Ты должна покаяться. Ты — грешница. Ты должна покаяться". Я говорю: я — покаяться? Да я чиста, как детская слеза! У меня нет грехов!" Ну он на меня покричал: "Или кайся, или уходи отсюда! Грешница! Безгрешных нет ни одного! Стань на колени!" Ну, думаю, если ему от этого станет легче, я встану на колени. Я встала. Он накинул на меня какую-то чёрную ткань, как старушка подсказала — стихарь, и говорит: "Читай молитву грешника!" Я говорю: я не знаю. "Молитву "Отче наш"!" Я говорю: я не знаю! "Дева Мария, радуйся!" Думаю: чего бы ей радоваться? Я говорю: а что и такая молитва есть? Ну батюшка не стал вступать со мной в полемику. Говорит: "Так, повторяй за мной молитву грешника!" Он начал говорить почему-то на старославянском. Я честно пыталась повторять каждое слово. Я повторяла, я говорила: Господи! Ну вот, я пришла Тебя узнать! И что? Теперь я должна бормотать какие-то непонятные мне слова? Господи, когда это кончится? Я задыхаюсь под этой тряпкой! Она так неприятно пахнет! Я роптала, говорила. Потом говорю: Господи! Прости меня! Прости! Раз Ты заговорил со мной, наверно всё-таки я — грешная. Прости! Я не знаю за что, а Ты прости за всё! И я так говорила и вдруг я заговорила на каком-то языке и не могу остановиться. Ну, думаю: вот оно! Папа сказал: "С Богом не шутят". Началось! Особенно после того как батюшка отдёрнул эту стихарь, схватил меня за шиворот и потащил к выходу с криком: "Изыди, сатана! Уходи безбожница отсюда! Ты пришла развращать народ Божий!" Я не могу встать на ноги, это при моём-то росте — метр восемьдесят и каблуки ещё десять сантиметров. Поверьте это было ощущение не очень приятное. Он вытащил меня на порог и толкнул. Но я не устояла на ногах и слетела с лесен, побила локти, порвала чулки, а знаете в шестьдесят седьмом году они стоили три шестьдесят. Это была хорошая прореха в студенческом бюджете. А он стоит: "Изыди сатана!" И такое меня зло взяло, именно зло. Я поднялась и говорю: ты сам — сатана! Что теперь делать? Батюшка не ожидал такого. Он повернулся и ушёл. Обидно. Больно. Я стою, куда мне деваться? Отсюда меня выгнали. Говорю: вот и узнала Тебя, Господи! Спасибо Тебе! Он молчит. Думаю: это точно. Наверное я сходила с ума. Иду домой. Пока я дошла домой, потому что сумочку я обронила или в церкви, или когда летела, не знаю — где-то я её обронила, что у меня не было ни проездного билета, ни денег. Поэтому я домой шла пешком. Папа уже был дома. Знаете, особый отдел работал очень хорошо: ему сообщили, что его дочка молится в церкви. И папа с ремнём мне сказал: "Я тебе и Библию, я тебе и всё, а ты хочешь, чтобы я пошёл в лагерь? Твоя сестра осталась сиротой и ты?" У меня маленькая сестричка. Я воспитывалась, раннее моё детство прошло в детском доме. И папа, он говорит: "Ты хочешь, чтобы твоя сестричка узнала, что такое детский дом?" Я говорю: нет, папа, я не хочу! И я очень не хотела, чтобы она попала в детский дом. Я ношу вот на руке шрам от утюга. Это воспитательница детского дома так воспитывала нас — раскалённым утюгом. Она хотела ударить по голове, но я закрылась, это досталось по руке. Я испугалась. Моя Аллочка маленькая. Она не выдержит этого. Она не выдержит! "А зачем ты пошла в церковь? Я тебя туда посылал?" Я говорю: ну как? Мне нужна Библия! Папа взялся за голову — "Ей Библия нужна! Уходи! — говорит, — уходи! Пусть хотя бы всё образуется!" Я попробовала что-то объяснять ему, но папа, знаете, кто прожил те времена — тридцать седьмой, тридцать восьмой годы, сорок седьмой, тот и в шестьдесят седьмом будет бояться. Но он думал, что он меня выгонит из дому — я до вечера похожу и вернусь, а он меня простит. Но я-то не знала, что он думает. Я думала меня действительно выгнали из дому. И я ушла. Я расплакалась и ушла. Я спасала Аллочку, я спасала свою сестричку. Иду я по улице и плачу. Ещё утром у меня была семья, был дом, был институт — всё у меня было, а теперь у меня уже ничего нет! Спасибо Тебе, Господи! Ответа нет. Думаю: ну вот, значит — моя крыша на месте, мозги у меня впорядке! Будем образовываться. Иду. Плачу, — "сама себя жалею". Когда поняла, что я зашла на окраину Одессы, район Слободки, и вижу как начался такой дождик моросящий. Дело к вечеру уже, апрель месяц. Это перед Пасхой, вербное воскресенье, — перед вербным воскресеньем. Мне стало холодно. Я стала озираться, чтобы где-то может знакомое место. Может кафе — зайти погреться. И вижу, что в какой-то двор заходят люди, такие благостные, довольные — счастливые лица. Но не как на гулянку и не как на похороны. Они шли степенно: женщины в платочках, такие чистенькие, такие красивые, мужчины благообразного вида. Думаю: почему они радуются? Что такого хорошего происходит? Почему им так хорошо? Я хочу с ними. Такие спокойные и радостные лица были у них, что мне захотелось побыть возле них, возле этих спокойных людей. Я пошла за ними, зашла во двор. Вижу как они заходят в дом, спускаясь на несколько ступенек. И я пошла за ними. Думаю: ну выгонят — так выгонят! А вдруг не выгонят? Так я согреюсь! Посмотрю — что ж это такое? Зашла и увидела — на скамеечках сидят мужчины и женщины разных возрастов, и дети, и старики, и поют. Они так красиво пели! Они так красиво пели! Я и сейчас помню, что они пели. Они пели: "Хорошо когда вместе в общеньи мы сольёмся единой хвалой. Хорошо когда в битве мы смелы, когда действуем так, как поём". Думаю: вам хорошо. А я? В битве они смелы, попробовали бы вы сегодня на моём месте! "Слышишь ли ты голос Божий?" — они пели. Думаю: это же про меня! Мне ж Бог говорил! "Нежно так тебя зовёт". Я себе думаю: ничего себе — "нежно"! И опять слышу — как Он меня спрашивал: "Доколе будешь гнать Меня?" Я тихонько села в уголочек и замерла. Вот сижу и бу-бу-бу себе под нос. Когда подошла ко мне одна женщина, спрашивает: "Деточка, ты кого-то ищешь?" Я говорю: Бога! Она улыбнулась и говорит: "Это хорошо" и отошла. Возле кафедры стоял мужчина. Он листал какую-то книгу, мне не видно было какую, и делал закладочки. Женщина подошла, ему что-то сказала, он улыбнулся. Когда закончилась одна проповедь, ко мне подошёл проповедник, который проповедовал, подошёл и спросил меня так: "А к кому ты пришла? Что ты делаешь здесь?" Я растерялась и говорю: к Богу. К Богу, — говорю. А он положил мне руку на плечо и сказал: "Ты пришла по адресу. Слава Богу! Поздравляю!" Думаю: интересно. "Ну, — говорит, — мы с тобой побеседуем, если захочешь, после собрания. Захочешь?" Я подумала: ну конечно захочу, мне ж всё всё равно идти не куда. Конечно захочу. И я сижу. Началось собрание, как сказал этот мужчина. Были песни и я уже подпевала, и мне уже нравилось, я расслабилась. Мне так было хорошо! Служба продолжалась. Ещё было два проповедника, ещё были песни, псалмы. Я тогда не знала слова "псалмы" — песни. Но они-то были все про меня! И когда он открыл эту книгу и начал читать, и он читает: "Савл, Савл! Доколе будешь гнать Меня?" Думаю: ничего себе! Я вытащила из рукава листочек, развернула и стала водить пальцем. Но там у меня старославянский, а здесь он говорит понятные мне слова! О нет! — подумала я. Это я: гоню Бога?! Который действительно есть? Мне стало страшно. Потому что он рассказывает, как тот гнал Бога действительно, преследовал. Но я же не так! А потом, когда во время проповеди он говорит, думаю: откуда он меня знает? Откуда он меня знает? Он всё говорит обо мне! Я уже не могу сказать, что я безгрешна как детская слеза. Нет! Да, я подписывала письма, когда судили диссидентов. Мы разбирали это на партийных собраниях. И я как секретарь парткома, я подписывала эти письма, где партия права, а этих людей надо судить и выгнать из страны, как Синявский, как Даниэль — этих вообще надо гнать, гнать, гнать, гнать, и кто последователь. И девочка в институте из верующей семьи была, она этого не скрывала. Когда я предложила: я дам тебе рекомендацию в комсомол, она сказала: "Нет, нет, что ты! Я — Божья дочь". Я тогда вынесла это на обком и девочку исключили из института. И я всё это вспоминаю, у меня это проходит — как картины. Я говорю: Господи! Прости меня! Господи, прости меня! Когда пастор провозгласил: "Желает ли кто заключить завет с Господом? Покаяться?" Опять — покаяться? Но если уже второй человек мне говорит, что надо покаяться, значит — надо каяться! И я вышла вперёд. Я не думала, что обо мне думают эти замечательные люди. Меня ноги вынесли вперёд. Я шла через всех. Я шла, мне надо было срочно, срочно просить прощения за всё — за те письма, за личные дела, за исключение из института, за то, что судовой врач попросил ему дать рекомендацию, он учился у нас в институте и ему нужна была рекомендация на открытие визы, конечно, я её не дала. Видите ли он не был активен в комсомоле! Как можно такого человека пускать за границу? Я не думала о том, что я портила жизнь людям — так, спокойно, мимоходом. Я о нём забыла, об этом человеке, и только теперь на проповеди я поняла и ужаснулась — сколько зла я сделала. Господи! Прости! Я видела, что ещё кто-то выходил, падал на колени, и я упала на колени и я говорила Богу. Я говорила всё, что у меня было. Прости! Прости! Если можешь, прости меня! Я не оправдывала себя. И вдруг я опять заговорила на том языке, что в церкви. Я не могу остановиться. Я хочу остановиться. Мне страшно — но я не могу остановиться. И тут прозвучало "Аминь". И я замолчала. И я вся сдалась: сейчас меня опять возьмут за шиворот и с позором вытащат из этого зала! Никто меня не взял за шиворот, а наоборот пастор подошёл, поддержал меня так за локоть, чтобы я поднялась и говорит: "Поздравляю тебя, дитя. Ты знаешь, что с тобой произошло?" Я говорю: я не сумасшедшая! Про всякий случай. Он говорит: "Конечно нет, тебя Бог крестил Духом Святым. Аллилуйя!" Но я спросила: это хорошо или плохо? Ну, в зале заулыбались. И когда пастор сказал: "Можете поздравить новообретённую сестру в Господе!" Думаю: неужели сестра? В этот день Господь нашёл меня, а я нашла Господа. Я стала членом этой церкви - община христиан веры евангельской, пятидесятников. Пастор поехал со мной домой и сказал: "Если папа будет настаивать и не примет, но ты должна простить отца. Потому что чти отца и мать твою, дабы продлились дни твои". Я говорю: он меня выгнал! А его почитать? "Да. Родителей не выбирают. И ты должна простить отца". Если он меня простит, то и я его прощу, — сказала я пресвитеру. "Нет, — говорит, — ты — дочь и ты должна простить отца и молиться за него. И тогда он простит тебя". Мне это не совсем было понятно. Но как теперь я понимаю, учение было правильное. Вначале папа был очень доволен, что он обрёл меня. Потому что время было довольно позднее и он переживал как бы со мной ничего не случилось. Но когда он узнал, что его дочь стала сектантка, как он тогда это мыслил, он просто сказал пресвитеру: "Если вы от неё не отстанете, я вас убью!" Пресвитер ему ответил: "Вы не можете убить то, что Бог возродил. И будьте благословенны!" — и ушёл. Но папа стал меня воспитывать — всю ночь мы говорили с ним. Но потом сказал: "Да делай, что хочешь! Что будет, то будет. Уйду в отставку". Через несколько дней я пришла в партком и положила партбилет. Я положила партбилет, я сказала, что я не могу состоять в двух партиях. Я теперь в партии Христа. Меня уговаривал секретарь парткома, очень уговаривал: "Не спеши. Подумай. Это пройдёт, это эмоции". Я говорю: нет! И когда я положила партбилет, естественно, автоматически меня исключили из института, несмотря на то, что я была ленинский стипендиат. Когда меня исключили из института, папа мне говорил: "А ты что хотела? Всё правильно, всё справедливо". Всё наладилось, всё разъяснилось. Вскоре меня восстановили в институте, — через год я на общих основаниях поступила в институт в Запорожье. Я закончила этот институт, закончила с красным дипломом. Ещё через несколько месяцев я приняла святое водное крещение. Господь крестил меня Духом Святым. У нас было всё замечательно. Прошли годы.
|
| |
|
ОПОРА В ЖИЗНИ Господь даровал мне замечательного мужа. Здесь ещё одна история. Я стала членом церкви, но новорождения не произошло со мной в полном объёме. Потому что моё "я" было даже выше меня. Мне уже двадцать лет, все мои подружки замужем, папа мечтает о внуках. "А здесь сектантка ждёт принца, которого ей даст Господь!" Он пришёл в церковь и сказал пастору: "Если до нового года моя дочь не выйдет замуж, подгоню танк и сравняю ваш курятник с землёй!" Это дословно он выразился так. Церковь стала молиться за меня. Ведь не знаешь, что сделает этот полковник, никто ж не знает. Стали молиться: "Господи! Огради! Вразуми его, Господи! И дай ей пару". И Господь проговорил: "Не наступит новый год, как она получит опору в жизни". Это было дословно, она не выйдет замуж, — "она получит опору в жизни" — было сказано. И когда в октябре ко мне посватался лидер молодёжи баптистской церкви, я решила: это оно-то! То, вот оно. Но пастор сказал: "Ты крещённая Духом Святым, ты будешь томиться у них. Ты должна перейти к мужу. И вот что-то мне мешает". Я ему тогда сказала: нет. Это вы просто препятствуете. Вы не хотите, чтобы я уходила в другую церковь. Я была очень активна в церкви, может даже гиперактивна. Поэтому всё! Мне Бог сказал. Он говорит: "Тебе Бог сказал лично?" Да. "И ты уверена, что именно об этом человеке идёт речь?" Да. Ну, а что? Молодой, красивый, высокий, все сестрички на него заглядываются, а он сватается ко мне! Конечно мне Бог сказал. "Послушай своё сердце". Я подумала: если оно молчит? Есть ли оно вообще это сердце? А тут потерять такую партию! И его уважают в церкви баптистов, значит и меня будут уважать. Ну гордость, гордость, моя гордыня! И вот день свадьбы. Я заявила — всё! Раз не хотите нас сочетать, нас будут сочетать у баптистов. Пошла на беседу к баптистскому пастору, он согласился. И день свадьбы. На картинке: невеста (сделано при помощи нейросети) Папа вывел меня, посадил в машину, потом в другую машину сели гости. И та машина уехала, а жених садится со мной в одну машину. Я уже в ужасе: это не положено! Это уже неправильно! Смирились. Я-то смирилась, а он-то не очень. И ему хочется уже обнять невесту, прижать к себе. Я говорю: "Ты что?! Нельзя! Нам вообще нельзя в одной машине ехать! Он говорит: "А кто видит? Мы одни. Посмотри". А это ЗиМ, там опускается шторка и водитель как бы отгороженный. И говорит: "Посмотри — нигде никого". Я говорю: ты туда — (вверх) посмотри! Он смотрит! И мой этот жених, лидер, он вдруг говорит: "Ты что серьёзно в это веришь? Что там старичок плешивый на тебя только и смотрит?" Меня охватил ужас. Я вспомнила, что сказал пастор. Я так закричала, что водитель затормозил. Я не дождалась пока машина полностью остановится, выскочила из машины и побежала. Но куда бежать? Я два квартала не доехала до ЗАГСа, всего два квартала отделяло меня от этого неудачного замужества. Домой нельзя, там уже гости вокруг столов ходят. Но а в ЗАГС тем более мне незачем, там ещё и папа. И это тридцатое декабря, очень холодно, я в свадебном платье. Фату я кинула жениху, потому что он её покупал, вообще ничего не хочу! Дождь со снегом. Я бегу. Куда? Только в церковь! Одно убежище у меня. Я покаюсь, я встану на колени — себе рисую такие картины, как меня простят, как это, но стыдно. Я бегу по Потёмкинской лестнице вниз. Сломала каблук, я сняла туфли и взяла в руки и бегу босиком. Кто смеётся: "Сумасшедшая!", кто Снегурочкой называет, как только не называли там: "Девушка, не моя ли вы невеста?" Мне не до кого, я бегу. Всё! Я вот такая. И останавливаются такси. Потому что в троллейбус нельзя — у меня ж ни денег, ни билета. Таксист спрашивают: "Куда?" Я говорю: на Слободку! Он захлопнул дверку и уехал. Я потом сообразила, в районе Слободки у нас психбольница. Да, и глядя на мой вид, то таксисты так и думали: "Оттуда и сбежала". Когда я это сообразила, я стала оглядываться по сторонам: кто мне поможет? А из порта, из ворот порта вышли три моряка. Они были в кожаных куртках, такие мичманки с крабом — кокарда такая морская торгового флота. Они мне показались такими взрослыми. Я кинулась к ним, говорю: дяденьки! Отвезите меня в церковь! Один из них взял меня под руку, даже накинул свою куртку на меня. Остановили машину. Меня посадили впереди, они втроём сзади. Но я уже не говорю — на Слободку, я командую: прямо, направо, теперь налево. Вот и приехали. Выхожу. Я уже одела туфли и шкондыбаю — не босиком же заходить в церковь. Один из них вышел из машины и так меня взял под руку. Я опёрлась, потому что идти было действительно сложно. Мы спустились. А в церкви уже заканчивается служение — идёт молитва благодати, заканчивается. Я смотрю: старшего пастора нет, ведёт помощник пастора. Он подошёл и спрашивает: "Вы — Слава?" — моему попутчику. Тот говорит: "Да, Слава". Моего жениха несостоявшегося звали Станислав, а этот был Вячеслав. И так он стоит и говорит: "Да, Слава". Его спрашивают: "Вы решили сочетаться у нас?" Он говорит: "Да". Он не знал слова сочетаться. Если б его спросили — венчаться, жениться, он говорит: "Я не знаю, чтобы я сказал". А слово сочетаться, то почему бы и нет? Да как-то даже интересно! Они только с моря пришли. Приключение. Тем более он не подумал, что это церковь, что это серьёзно. И "Ну пройдите, встаньте на колени" и он также меня держит под локоть и говорит: "Нам сказали на колени". Ну на колени, так на колени, я пришла и встала. Я не слышу о чём они говорят, я думаю, что сейчас придёт старший пастор, что сейчас перед всей церковью! Как стыдно! И тут я получаю такой толчок в плечо: "Тебя спрашивают — да?" Думаю: неужели он уже всё рассказал? Я говорю: да! Я подтверждаю, что вроде как этот сказал, что он меня подобрал, говорю: да. И опять в своих мыслях. И здесь когда меня берут за руку, соединяют с его рукой и сверху пастор ложит свою и говорит: "Властью, данной мне Небом перед Небом и людьми объявляю вас мужем и женой!" А я руку назад, а уже всё. Вот я и попалась. Я говорю: кого? Я его не знаю! Ну, конечно, когда разобрались, это была трагедия. Послали за старшим пастором. Он говорит: "Что ты сотворила?" Развенчать нельзя. И спрашивают этого новоявленного мужа, говорит: "Ты хоть неженат?" Он же по возрасту — мне двадцать, а ему тридцать один было. А он так гордо говорит: "Нет! Я — холостяк!" А пастор ему говорит: "Нет, теперь не холостяк. Ты женатый, поздравляю!" А он удивлённо спросил: "На ком?" Ему говорят: "Вот на этой!" И вот, такая получилась пара. (Показывает фотографию). Только это уже фотография апреля, не декабря, а апреля, а это в ЗАГСе. Потому что мой так называемый муж в эту ночь ушёл в рейс. Он привёз меня к себе домой, вручил ключи, документы на квартиру и ушёл в рейс. А когда пришёл в апреле, то я не сразу его узнала — кто он такой. Четыре месяца я была на замечании, меня хотели исключить из церкви, я не участвовала в Причастии, со мной не приветствовались как с сестрой. Мне говорили: "Добрый день! Здравствуй", но не говорили: "Приветствую, сестричка!" Это было так тяжело — чувствовать себя отверженной. А когда на святое Причастие чашу проносят мимо тебя, и ты чувствуешь, что ты вне тела, ты выпадаешь! Это трагедия. И когда я рассказала это на встрече своему новоявленному мужу, он говорит: "Так кто нам мешает расписаться?" Да при чём здесь расписаться? Ты — мирской человек! Я не имею даже просить, чтоб с меня сняли взыскание. Я на освящении. Он говорит: "Ну я тебе не могу ничего пообещать". Он такой твёрдый. Мы расписались в ЗАГСе и тогда уже пришли домой. Ну не в этот день, через несколько дней я уже стала и по плоти супругой своего мужа. Одна незадача — муж неверующий. Он — добрый человек, он возит меня в церковь, а сам сидит в машине за дверью. На картинке: капитан-моряк (сделано при помощи нейросети) Я обращаюсь к пастору. Он говорит: "Сестра, не труси дерево, пока плоды зелёные. Как созреет — пойдёт!" Молю Бога о том, чтоб скорее созрел мой муж. Наступил момент, когда он тоже покаялся. Он принял водное крещение! Моя свекровь — коммунист с тридцатого года, она имела золотой значок "Пятьдесят лет в партии". Очень активная. А её мать была баптистка в городе Изюм, Харьковской области, и она молилась за свою дочь. Когда я вышла замуж за своего мужа, бабушки уже не было в живых. И Господь поставил меня молиться за мать моего мужа. И я молилась ещё двадцать лет. Если бы не мой муж, то я наверное никогда бы не вынесла того, через что нам пришлось пройти. Мы были счастливая семья. Первый ребёнок, наш первенец, когда ему было десять месяцев, он ушёл в мир иной — он умер от скоротечной крупозной пневмонии. И я, врач высшей категории, впоследствии кандидат медицинских наук, я не смогла помочь своему ребёнку. Он угас у меня на руках. Я очень страдала, когда хоронила его, потому что мой муж в это время, он плавал на рыболовных судах, он был далеко под Кергеленом. Это возле Антарктиды. Я даже не решилась ему послать телеграмму. И когда он вернулся, нашего мальчика уже четыре месяца не было на этой земле. А он вернулся с подарками для сына. Это было тяжело пережить. И если бы не его великодушие, другой бы муж может бросил, обиделся бы. Потому что он возвращался к сыну! Впоследствии я сама узнала и я благодарю Бога за это! А здесь у нас родилось ещё пятеро детей — три сына и две дочери. Мой муж капитан дальнего плавания, сразу слетел в помощники, вплоть до третьего помощника. Он же женился на сектантке, сам стал сектантом. Как можно доверять пароход? Поэтому и третьим он был помощником и вторым, просидел массу лет старшим помощником капитана. Потому что ему говорили: "Вступи в члены партии. Капитан должен быть коммунистом". Он говорит: "Не могу в двух партиях состоять. Ну никак". Поэтому он попадал на самые худшие пароходы. Хотя за все годы, что он плавал, у него не было даже аварийной ситуации, не то что "аварийщика". В Черноморском морском пароходстве он чуть ли не единственный такой капитан. ОПЕРАЦИЯ Но головные боли. Такие головные боли! Я это объясняла тем, что я писала диссертацию. Переутомление, пятеро детей, муж — моряк, капитан дальнего плавания, он постоянно в море. Это — переутомление, — говорила я себе, — это переутомление! Но обезболивающие не помогали, даже промедол, который пробовала я себе колоть. Я имела доступ к наркотикам. И промедол — дозировки приходилось увеличивать — боль не проходит. Боль была такой силы, что я порой убегала в поле, я каталась по земле и выла, я уже не плакала, я просто выла и грызла землю от боли. Когда чуть-чуть боль стихала, я отряхивалась, вытирала лицо и шла домой. Потому что надо было готовить детям, надо было идти на работу. И тут муж пришёл с рейса. Он ужаснулся. Он уходил полгода назад, я выглядела неплохо. А когда он пришёл, он увидел, как он сказал: "Тень" и настоял, чтобы я обследовалась. Когда я начала обследование, сначала в нейрохирургии, то мне предложили сдать анализы в онкологию. Тогда уже у меня сердце тревожно забилось. Приговор был — саркома. У меня саркома головного мозга в стадии распада. Поэтому и головные боли лобной доли головного мозга. Я умирала. Я умирала от рака. Я не хотела верить в это. Это могло произойти с кем угодно, только не со мной. Это невозможно! Это я просто устала. Я побежала в церковь, я стала спрашивать: что мне делать? И Господь благословил операцию. Как муж свидетельствовал, ему Господь сказал через верного пророка: "Она жива будет" и дал видение, что руками хирурга водят руки Бога. "Жива будет!" — и он остался в этой вере. И муж стал настаивать. Я подчинилась мужу и я устала от боли. Я не сопротивлялась. Развязка скоро, чем быстрее, тем лучше. Я считала, я готова. Я готова на Небеса. Всё! В своей самоуверенности. Положили меня в больницу. Это декабрь девяносто первого года. Стали готовить к операции. Муж подписал массу бумаг, что врачи его предупреждали, я тоже подписывала не глядя всё это. Мне было всё равно, такое безразличие было. Братья и сёстры в церкви молились. Всё шло своим чередом. Наступил операционный день. Я уже подготовленная. Меня на каталке завезли в операционную, положили на стол, начали давать наркоз. И когда началась операция, я очень боялась, что подействует в начале наркоз, который расслабляет мускулатуру и не подействует глубокий наркоз. Я буду ощущать боль и не смогу дать понять врачам, что я не сплю, что я ощущаю боль. Поэтому я очень контролировала как будет действие, как будет действовать наркоз и смотрела на безтеневую лампу, которая у меня была над головой. На фото: хирурги в операционной (использовано фото ©Getty images) Следующее, что я помню — я в операционной, нахожусь где-то вверху под потолком и наблюдаю за тем, что происходит. Я думаю: интересно, кого оперируют? Почему такая неудобная позиция у меня? Надо встать рядом с хирургом. То, что я — врач, я это осознавала. Я помнила, что я врач, что я — Татьяна, я всё помнила! Я себя ощущала именно так, как я ощущаю себя и сейчас. Вот она я. И кого оперируют? Я — терапевт. Причём здесь операционная ко мне? Наверное это мой пациент и, а почему я не помню — кто из пациентов? Когда я встала возле хирурга, я увидела, что оперируют меня! Это моя голова разрезана! Я посмотрела на себя — я стою рядом. Какая-то странная одежда на мне, ну, рубаха, ладно, ну очень уж красивая! Но не это меня взволновало. Я подумала: неужели я умерла? Но так не бывает! Так не бывает. Умерла так умерла. А здесь? Друзья! Когда человек покидает эту хижину — вот это тело бренное, — он выходит как из старого дома, который ему больше никогда не нужен. Потому что у него есть новый, лучший дом! Мне не было жалко этого тела. У меня даже было какое-то брезгливое отношение к нему. И я ещё раз взглянула. И я слышу всё, что говорят хирурги — "Ещё реанимация. Ещё несколько минут есть!" Начинается реанимация. И разряд. Вот в этот момент, когда разряд, я чувствую, что я с этим телом связана! Понимаете, я связана с ним! Потому что эта верёвка, она меня потянула туда внутрь, в ту боль. Я закричала: не надо! Я не хочу! Не надо! Зачем вы это делаете? Я упиралась. Но меня никто не слышал. Анестезиолог говорит: "Пульс падает. Пульс падает! Давление падает, мы её теряем!" И вот в тот момент, когда хирург командует: "От стола! Разряд! Ещё разряд! Ещё!" — я чувствую: меня как канатом дёргает в это тело вернуться. Я не хочу! Я не хочу, я упираюсь. Мне не надо! — я им кричу, — мне не надо оно — это тело! Меня не слышат. Наконец профессор говорит: "Поздно. Всё. Время. Снимайте. Мы её потеряли. Надо выйти сказать родным". Я говорю: да нет, я — живая! Но меня никто не слышит. Я это поняла, что они меня не видят и не слышат. Вместе с хирургом я вышла из операционной. В конце коридора, на коленях стоял мой муж и молился. Он воздевал руки к небу и просил о милости. Я подошла к нему, погладила его по щеке и говорю: дорогой! Я жива! У меня ничего не болит! Мне так хорошо! Он меня не услышал. Поднял голову, посмотрел по сторонам и не увидел. Не увидел. Я поняла, что я не могу до него дотронуться. Я коснулась его, но я не ощутила. Понимаете, я не ощутила. Тогда как касаясь себя, я была осязаема для себя. И я слышу как хирург произносит: "Мы сделали, что могли. Она ушла". Муж отёр слёзы с лица и сказал: "Нет. Мне Бог сказал: Она жива и будет жить". Профессор оглянулся на операционную бригаду и сказал: "Ну нет! Поговорите сами. Мне только сумасшедшего не хватает!" А он говорит: "Да я не сумасшедший! Я действительно вам говорю: она жива и будет жить!" Хотя объективно, никаких не было предпосылок ему так думать по-человечески своим умом. Поэтому профессор и сказал, что успокойте его, покажите его если надо психиатру, потому что человек от горя, немножко помутилось сознание его. Оно не помутилось! Слава Богу! ЗАВЕСА Я не стала слушать, что происходило дальше. Я поняла, что мне здесь делать нечего, я повернулась и собралась выйти из этого коридора. Когда я стала выходить, я увидела, что я вышла не в другой коридор и не на лестницу, а в такой тоннель. Там было темно и тесно. Я не касалась стенок этого тоннеля, но он был узкий. По первому своему образованию я — фельдшер-акушерка. Проработала на ФАПе полтора года, это фельдшерско-акушерский пункт. И я почему-то сравнила, что этот тоннель очень похож на родовые пути. Наверное ребёнок так рождается: он впереди видит свет и движется к нему. Думаю: куда я зашла? Надо вернуться назад. И тут я увидела свет. Он был выше этот свет. Я пошла на этот свет. Идти было тяжело. У меня ноги вязли, вот если идти по перине, когда тяжело оттолкнуться. А со всех сторон начали раздаваться голоса: "Вернись! Вернись и скажи людям! Вернись! Ещё не время! Вернись!" Куда возвращаться? Туда, где больно? Туда, где грязь? Не хочу! Не хочу. Мне Господь сказал, что я — Его дитя. Моя душа осознала, что тело ей больше не надо, что началась другая жизнь — лёгкая, свободная! И с этим сознанием свободы я выпала из этого тоннеля. Я выпала и взлетела! Это было потрясающе здорово. Ощущение было такое, как в детстве, когда папа взял меня из детдома и он меня подбросил высоко в небо и поймал — счастье, восторг, немножко страх и покой, надёжность — вот те чувства, которые овладели мной. И для того, чтобы вы друзья поняли как и какая это свобода, лёгкость, радость, вспомните себя маленькими - когда вы прыгали на маминой кровати, подпрыгивали всё выше, радовались и смеялись. Не надо вспоминать как потом вас ругала мама. Но этот момент полёта и радости и свободы умножьте многократно и вы поймёте это ощущение счастья. Когда первый восторг прошёл, я стала озираться по сторонам и увидела как ко мне приближается сгусток света. Он был прекрасен и становился всё ярче по мере приближения. В этом сгустке я увидела очертание — очертание человека с развевающимися одеждами. Почему развеваются одежды, если ветра нет? — подумала я. Но не стала задумываться, потому что решила, что это приближается Христос. Когда он приблизился ко мне, что я могла рассмотреть его лицо — это прекрасное, восхитительное лицо! Я упала на колени, простёрла к нему руки и сказала: Господи! Господи! Слава Тебе! Я пришла к Тебе, Господи! Он отступил назад. Он отступил назад и сказал: "Встань! И не делай этого. Я — не Христос". Я говорю: а ты кто? Ну кто ещё может быть так прекрасен? "Я — Ангел, я — посланник. А ты должна вернуться, — ответил он". А я говорю: а я не хочу. Ты не знаешь, как там больно, как там плохо и грязно! "А зачем ты пришла? — спросил Ангел,— Разве ты не слышала голосов?" Я слышала, но я хочу к Господу, я не хочу возвращаться! Я хочу ко Христу, я хочу к Богу! "Хорошо, — сказал Ангел, — ты предстанешь пред Господом. Следуй за мной". Я повернулась следовать за ним. Когда я повернулась следовать за ним, я увидела то, на что до сих пор не обращала внимания — откуда я вышла. А вышла я из завесы. Тёмная, грязная завеса, как грязный туман, как городской смог, он непроницаемый. Мне даже казалось, что можно было даже выпачкаться об него. Я посмотрела — но на мне не было грязи. И в этот момент из этого тумана вышел человек. Потом я заметила ещё, ещё одного. Я повернулась в другую сторону — и оттуда из этой завесы, из этого тумана выходили люди, на них были красивые светлые одежды — яркие, праздничные, и они шли куда-то вперёд и вверх. В Вечность! — пронеслось у меня в голове, я залюбовалась ими. И вдруг из тумана выскочил совершенно голый человек! Гримаса ужаса была на его лице. Друзья, каждый раз когда я вспоминаю это лицо — мне становится не по себе. Оно застыло в немом крике — он уже не мог кричать: вытаращенные глаза, паника. Казалось, он захлёбывается собственным криком! Он пытался вырваться, но безобразные лапы схватили его за плечи, за бёдра, за голени и втянули назад — туда в этот мрак. В этом немом вопле он исчез в тумане. Я была настолько поражена, что я остановилась. Ангел почувствовал, что я не следую за ним и оглянулся. Он спросил меня: "Почему ты не следуешь?" Я говорю: это кто?! Кто это? Он говорит: "Это?" Мы увидели как ещё несколько людей, вернее — душ вышли, пошли. Он говорит: "Это — дети Божьи. Они совершили течение на земле и им готовится венец славы. Они идут на встречу с Создателем". А почему они одни идут? А за мной ты пришёл? Почему за ними не пришли? "Потому что ты вернёшься, — сказал Ангел". Я говорю: я не хочу. Ангел проигнорировал моё "не хочу". И тут опять выскочил голый человек — на этот раз женщина. Я говорю: а это кто? Я чувствовала, что я как прилипла на этом месте. Я не могла сдвинуться. Я была так поражена! И Ангел ответил: "А это те, которые пытались спастись своими делами. Они не приняли Христа как личного Спасителя. Они думали, что делами своими они могут спастись. Они пытаются прорваться на Небеса, но грехи их тянут вниз". И я вспомнила: "Нет иного Имени для человеков" — написано. Нет! Я говорю: и где они будут? "Если угодно Господу, ты увидишь", — сказал Ангел. Я говорю: а почему они голые? "Они лишены славы Божьей. Одежда праведника — слава Божья (Ис.61:3)" — ответил Ангел. Я быстренько посмотрела на себя — да, я одета! Аллилуйя! Слава Богу! На мне была одежда, я не была голая! Слава Господу!
|
| |
|
ТРОН БОЖИЙ Мы возобновили движение. Ангел немножко впереди, я - за ним. Друзья мои, теперь, когда я оттуда вернулась, я поняла Слова Христа: "У Отца Моего обителей много, — сказал Он, — но, если бы даже и не так, то иду приготовить вам место (Иоан.14:2)". Он приготовил эти места! Друзья, то, что вы видите сейчас на земле — красивые цветы, слышите пение птиц — это очень слабенькая копия того, что нас ждёт на Небесах. Яркость зелени как яркость изумрудов. Свет, который лился отовсюду — это голубое золото. Это было восхитительно! Там были все цвета, даже более чем спектр радуги, оно всё переливалось. Там не было только одного цвета — чёрного. Его я не видела нигде. Мы двигались всё выше и выше. Я восхищалась каждым местом, через которое мы проходили. А потом подумала: откуда свет? Солнца же нет! Мы где-то выше. Когда я это подумала, я увидела, что трон Божий освещает эти места. И вспомнила Писание. Написано в Псалмах: "И трон Господень освещает Небеса и не нуждаются они ни в свете солнца, ни луны (Отк.22:5)". Аллилуйя! Так вот оно как происходит! Я была переполнена чувствами. Но мне надо было двигаться за Ангелом. И когда я собралась его остановить, и увидела, что мы стоим у подножия трона. Я поняла, что это подножие. Это было очень красиво. Я ещё раз повторю: это было прекрасно! Это было замечательно. Трон Божий сделан из какого-то вещества — было похоже на слоновую кость, усыпанную бриллиантами и изумрудами. Камни переливались в определённой последовательности и они составляли такие узоры! Диковинные узоры — потрясающе красивые. Но даже они не могли отвлечь моё внимание от одежды, которая закрывала ноги Господни. Эти одежды, они напоминали как ранние утренние облака. Когда ещё солнце не взошло, но уже золотит эти первые облака. Заря их окрашивает в такой розоватый нежный цвет, а уходящая ночь — в такую нежную голубизну. Вот это золото с голубым и розовым. Это был восхитительный цвет! Я хотела посмотреть в Лицо Господу. Только у меня пронеслась эта мысль, как Ангел положил мне руку на голову и пригнул вниз. Я упала на колени. Я ему говорю: пусти! Пусти! Я хочу видеть Лицо Бога моего! "Кто видел Христа, тот видел Отца. Кто видит Отца, тот видит Христа" — сказал Ангел. Я говорю: а я не видела Лица Христа! Я хочу видеть Лицо Отца! "Ты вернёшься" — сказал Ангел, — он не спорил со мной. И тут я услышала тот голос, который много лет проговорил ко мне в библиотеке. Этот голос от кафедры обличал меня во время проповеди, а я смотрела вокруг и говорила: это про ту сестру говорит! Или про того брата, пусть слушает, а Господь говорил мне. И этот голос спросил меня: "Почему ты не вернулась? Ты же слышала — тебе не время". Ну говорю: Господи! Господи! Я хочу к Тебе! Я — Твоё дитя, не прогоняй меня! Он меня спросил: "Что ты сделала для Меня?" Я растерялась от этого вопроса. Я ожидала какой угодно вопрос, но только не этот. "Что ты сделала для Меня?" — спросил Господь. Я сказала: я Тебе отдала всю свою жизнь! Я дышала для Тебя! Я молилась! Господи, я постоянно Тебе молилась. Но лучше было мне сразу сказать: Господи, я ничего не сделала для Тебя. Но я, такая гордая. И тут я заметила то, чего до этого я не видела — что рядом с троном стоят два Ангела. Они держат свиток — книгу моей жизни. Рука Господа как облаком накрыла его и сняла печать и свиток открыли. Один Ангел держит, раскручивая, а второй растягивает полотнище. Я увидела всю свою жизнь — от момента прихода на эту землю до момента перехода, всю — полностью. Когда я была в детдоме и меня нашли родители, мне сказали, что я потерялась во время переезда — из гарнизона в гарнизон переезжали, так как я родилась в сорок седьмом году, сами знаете, какое было сообщение тогда, не так как сейчас — самолёты. И меня просто потеряли, а теперь меня нашли. Но я увидела, я увидела на берегу моря женщину, которая корчилась в родах. Она родила младенца, перекусила пуповину и бросила в море, а морская волна выкинула. Тогда она забрала этого младенца, завернула в шаль, побежала куда-то. Она падала, она была слабая от родов и кинула ребёнка на ступени какого-то дома. Я увидела как через некоторое время вышел мужчина и этот свёрточек покатился вниз. Это был январь месяц. Он вначале думал, война только кончилась, что это заминировали дом начальника заставы, но свёрток не взорвался, а запищал — как он подумал сразу: "Вот это мина!" И действительно, это я оказалась, а это был мой папа, а женщина — это его любовница. Потому что у него была своя семья. Поэтому сказав, что ребёнка подбросили на погранзаставу, начальник заставы спокойно сдал ребёнка в дом малютки, где я и воспитывалась до шестилетнего возраста. Его жене сделали операцию аппендицита, у неё начался перитонит — воспаление и она стала безплодна. У них была дочка, которая вскоре после этого умерла и они остались бездетными и безплодными. Они хотели взять в детском доме ребёнка на воспитание, но жена моего отца сказала: "У тебя есть дочь. Давай найдём её, она хотя бы по крови твоя. А я буду ей матерью". И тогда они стали искать меня. К тому времени уже аж в Алма-Ату переправили в детский дом. Но родители нашли меня, взяли, объяснили, что потеряли по дороге и теперь они счастливы, и я счастлива. Потому что это мои родители. И только там на Небесах я узнала всю правду. А Господь их благословил и у них родилась ещё дочечка через полтора года. Но они меня отдали назад. Как только родилась сестричка меня отдали опять в детский дом. И через год, когда их девочка опять заболела, Господь послал казашку им навстречу. В толпе вышла женщина, они несли больного ребёнка из больницы. Потому что сказали: "Она умирает. Пускай хотя бы дома умрёт". А к ним подошла женщина и сказала: "И эту похороните, как похоронили первую. Потому что семя твоё, — обратилась к отцу, — взывает к Богу". И исчезла, растворилась в толпе. Но это Казахстан, там своя специфика, там просто к женщине не подойдёшь, но всё равно, чтобы расспросить, пока они сообразили мама или папа кинутся за ней, она растворилась в толпе и всё. И тогда, придя домой, жена сказала: "Михаил, мы должны забрать её, мы должны забрать, потому что мы потеряем и эту". Они забрали меня. Аллочка выжила. Слава Богу! У меня есть сестричка. И я на этом полотнище вижу как на большом широкоформатном экране, объёмно себя, читающую Библию. Я держу Библию на коленях и читаю: так, ага, "только живите достойно", ага, это я знаю, "и не страшитесь" — о! Не страшусь противников. Хорошо. Так, конец главы. Всё. Я пошла поднимать детей. Я вижу как я читаю Библию. Вот оно утро. Я проспала, нервничаю, одной рукой я бужу детей, другой я ставлю чайник на плиту. Я хватаю Библию — надо же прочитать одну главу как говорил пастор! Обязательно надо утром и вечером прочитать одну. Господи! Ну почему сто восемнадцатый псалом именно сегодня? Именно сейчас? Сто восемнадцатый псалом — это самый длинный псалом в Библии! Господи, я прочитаю сто сорок девятый, он коротенький. И я читаю сто сорок девятый. А Господь говорит: "Я говорил к тебе, а ты закрыла уши твои. Я говорил тебе: исследуй Писание, а ты читала его. Ты не желала слышать то, что Я говорил тебе". Мне было стыдно. Я читала выборочно Библию, то, что мне нравилось. При этом совершенно не задумываясь о том, что там написано. Я всё время помнила, что время идёт — мне надо поднять детей, накормить их завтраком, одних отправить в школу, других отвести в садик, а самой идти на работу. Всё это проносилось в голове, когда глаза мои читали Библию. И Господь сказал: "Ты молилась, а Я отвечал тебе". Я увидела свои молитвы в этот момент: дай Боже! Сделай Боже! Помоги Боже! И Господь давал, делал и помогал. И ни одной благодарственной! Разве что в церкви, когда все благодарили, когда пастор призывал: "Поблагодарим Господа! Ибо у каждого есть за что поблагодарить Бога сегодня!" Тогда и я благодарила, но так — в общем благодарила — ну так: Господи! Благодарю Тебя, благодарю, благодарю, благодарю! — ни о чём, как попугайчик. Но были моменты, когда я восклицала: Господи! Слава Тебе, что Ты не слышал моей вчерашней молитвы и не ответил! И я увидела - слышал и ответил, только не так, как я хотела, а во благо мне. Даже когда Господь не даёт нам то, что мы просим, это нам на благо. "Ты сделала Меня слугой, — сказал Господь, — а Я говорил тебе через Слово. Ты не слышала Меня, хотя и читала. А написано: "Исследуйте Писание. Исследуйте (Иоан.5:39)" и если бы ты исследовала Писание, то ты слышала бы Мой голос". Господи! Прости меня! Господи, прости меня! Я как ребёнок залепетала: я больше не буду! Господь не ответил на это ничего. Потому что я прощена уже за это голгофской жертвой. "Но что ты сделала для Меня?" — спросил Господь. У меня пронеслось в голове: я читала Библию, значит — я читала для себя. Господь мне говорил. Я молилась, значит — это Он мне давал. Я просила, — Он отвечал, Он мне давал всё! А действительно, что я сделала для Бога? Вспомнила! Я десяток платила! из всех видов заработка я платила десяток. Потому что десятая часть принадлежит Богу. Только я это произнесла, как я увидела опять на этом полотнище, на этом экране, как я плачу десяток. Муж, тогда ещё неверующий, приносит свою зарплату, я — свою. Я со своей зарплаты десятую часть отделяю — надо отнести в церковь. А мужнюю? Он же неверующий. И детей у нас пятеро вообще-то и Слово Божие говорит: "вначале своим (1Тим.5:8)". Я себя оправдала. Всё. Из-за трона Господня выходит Малахия. Ещё прежде чем он начал говорить, я узнала его. Откуда пришла эта память, я не знаю. Он держал Слово в руках и читал: "Принесите десятины в Дом Мой. Доколе вы будете обкрадывать Меня? Испытайте Меня хотя бы в этом! (Мал.3:8-10)". И я тоже как его современники прошептала: чем я обкрадывала Тебя, Господи? "Десятинами и приношениями своими". Слова приношения я до этого вообще не замечала. Но десятина, друзья, это не только материальное, это не наши ценности, это не деньги. Господь просит от нас десятину всего, то есть времени. В сутках двадцать четыре часа. Оказывается два часа сорок минут принадлежат Богу по закону! Я же столько раз читала эти стихи и ни разу дальше ума своего я их не пустила. Господь сказал: "Ты исполняла закон. Но что ты сделала для Меня?" Я говорю: Господи! Ну я не знаю, что я должна была сделать! Господи, чтобы я не сказала, всё получается — что не так! Я делала для себя! Молилась: дай, читала Слово невнимательно и собственно так — лишь бы. Десятину и ту я не полностью отдавала. Я считала, что я имею право её потратить сама, я распоряжалась сама. А ведь Господь меня не ставил на это место. Есть "левиты", есть избранные Богом тратить Его казну. Я говорю: я не знаю, Боже. Я читала, я ничего не помню! Я не знаю. "А что Я сказал апостолу Петру и брату его Андрею, когда призвал следовать за Собой?" О, Господи! Ты же с ними общался три года! Ты много им говорил! Я опять выигрываю время. Я тяну, моя земная привычка вот эта, я её затащила даже на Небеса. Ангел подсказывает, он говорит: "Следуйте за Мной и Я сделаю.." и я добавила: ловцами душ человеков! Я так обрадовалась, что я это вспомнила! "Да. И сколько душ ты привела ко Мне?" Я замерла. "Где сноп твой? Покажи Мне дела свои". Я в ужасе посмотрела на свои руки - у меня один колосок. У меня в руке один колосок! И тут я увидела то, что до этого мгновения было скрыто. Оказывается, я не одна стою у трона, стоят другие души. И у них их Ангелы держат полные корзины плодов, а они держат снопы. У некоторых душ даже руки не сходятся — такие снопы. А одна душа кладёт сноп к подножию трона, а у неё в руках оказывается другой сноп и она опять кладёт! А у меня один колосок! Это мой муж. Мне так стыдно. Я думала, что я — хорошая мама. Ещё пять колосков должно быть. Но увы, нет, я не научила своих детей любить Бога. Господь показал мне — как я притаскиваю детей, как я их силой сажаю, как я на них рычу: руки! И мои дети сидят на первой скамеечке, они смотрят на пастора, на проповедника и тихо ненавидят Бога! Я когда это увидела! Мои дети, они ненавидели Бога! Это делала я. Стыдно. Очень стыдно и сейчас. Но тут раздался голос. Этот голос также был властный, но мерзкий, пакостный голос. Он расхохотался на все мои слова и потребовал: "Отдай её мне! Здесь её плоды! Здесь!" И я повернулась посмотреть — кто это. Это пришёл дьявол, это он. Он принёс целую корзину моих плодов! Он был не в чёрных одеждах, нет. Но это не были такие яркие красивые одежды, он маскируется. Но глаза, его глаза, полные ненависти. Он смотрел на меня злорадно. Он имел право и он потребовал: "Она служила мне". И эта корзина, которую я ему набрала за короткое время — от последнего исповедания до момента смерти. Это только мои неисповеданные грехи оказались там. Я испугалась. Я поняла, если сейчас Господь скажет: "Бери", это будет справедливо. Это будет справедливо! Вы понимаете? Говорю: Господи! Значит, я обкрадывала Тебя? Прости меня, Боже! Прости! Я начала плакать. У меня полились слёзы как горошины. Господь взял меня за голову, Он отёр пальцами мои слёзы и сказал: "Не плачь, дитя, прощены грехи твои Сыном Моим на Голгофе". Я увидела Голгофу. Господь открыл землю и я увидела Голгофу. И Христос, как Ему было больно! Вы знаете, вселенская боль была в Его глазах и такая же любовь. Он с сожалением смотрел на меня. Друзья, то, что я увидела, повергло меня в ужас. Среди кричащих: "Распни!" была я. Это я кричала: "Распни Его!" Это я неистовствовала внизу и повторяла: распни! Распни, распни Его! Варавву оставь! Говорю: но как же так? Это невозможно! Это невозможно! Две тысячи лет назад меня не было в этом свете! Господь ответил: "Грех твой был тогда. Каждый раз согрешая, ты распинала Его". И сегодня согрешая, друзья, мы распинаем Христа. Помните это, ибо у Господа нет времён. Дьявол исчез. А Господь сказал: "Дитя, ты куплена дорогою ценою". Я плакала, я зажмурилась. Представьте себе, друзья, когда вам говорят: "Вы — убийца. И не просто убийца, а Богоубийца". Наверное, если бы я была на земле в теле, от безысходности это тело рассыпалось бы в прах. Но Господь взял меня вот так за голову и отёр, отёр глаза, я ощутила Его руки. И Он сказал: "Ты дорогой ценой куплена. Дорогая цена оплачена за тебя. Ты увидишь то, что немногие видели. Вернёшься и расскажешь людям, что время приблизилось. Пусть покаются". Господь ободрил и сказал: "Слушай". И я услышала как Христос увещевал, успокаивал блудницу: "Прощаются грехи тебе. Иди и впредь не греши (Иоан. 8:11)". Не буду, не буду, не буду я впредь грешить! "Это хорошо, — сказал Господь, — что ты это осознала. А теперь ты вернёшься". Да, Господи, да. Я вернусь. "Смотри", — сказал Господь. И я увидела — небо расступилось. Я увидела всю землю — от края и до края как пишет Библия (Мих.5:4). Я прекрасно знала, что земля круглая, что карты составляются в меркаторской проекции. Я всё это знаю. Но то, что я увидела, даже Меркатор не мог себе представить, составляя свои карты. Я увидела не только всю землю одновременно, я увидела каждого человека. Для меня очень неожиданно было, когда открылось небо и я увидела всю землю, но не как глобус, не как карту в меркаторской проекции, а плоско и каждую точку на земле я видела очень чётко — дно океана, каждый дом. Крыши на домах были как бы сняты: в одних домах спали, в других гуляли, в третьих работали. Я видела спящих и кто навевает им сны. Люди ложатся спать, имея что-то в своей жизни о чём они думают перед сном. И в зависимости от этого или Ангел навевает сон и даёт грамотные решения проблемы или бес навевает ужасы, кошмары. Я увидела как бесы принимают облик людей и входят в сон. Я спросила Господа, говорю: почему они это делают? Почему они притворяются людьми? "Это, — говорит, — те, кто потерял своих близких, но не отпустили их. Этим пользуется бес, чтобы от их лица давать советы живым". Я увидела сразу не только всех людей, все дома, но и церкви. На одних колокола раскачивали бесы. Притом они прыгали с колоколен на плечи людей, они шептали им мерзости в ухо. И люди — "А ты слышал анекдот?" — начинали делиться этим. И в таком вот состоянии они заходили в церковь. И там другой бес, черпая огонь из ада, давал им поджечь свечку. Когда они зажигали свечку и думали — куда, к какой иконе поставить, следующий бес подхватывал и вёл его, а там уже запрыгивал сам в эту икону и подставлялся — это ему огонь. Я видела православный храм, куда с благоговением стекался народ и там читалось Слово Божье, а бесы не могли приблизиться. Они даже вынуждены были спрыгивать с тех, кто их нёс. Потому что до определённой черты, при входе — они не могли туда пройти. И я сказала: "Господи! Наши ж церкви наверно, вот такие чистые — евангельские церкви! И я увидела свою церковь. Я увидела свою церковь — как мои братья и сёстры идут на служение, я увидела себя — как я раздражённая, не выспавшаяся — потому что у меня было ночное дежурство, — я тащу своих детей. И вот это раздражение — на меня цепляется бесёнок, он перепрыгивает и начинает щипать моих детей. Младший сын начинает капризничать. Я продолжаю раздражаться. Вот я их привезла, притащила, посадила на первую скамейку, пригрозила — что Бог всё видит. Бог всё видит! И сама отошла, села сзади. И началась служба. И мои дети, мои дети сидят, сложив ручки на коленках, они смотрят на служителя, на проповедника и тихо ненавидят Бога. Я это увидела. Мне стало страшно. Мне стало страшно! И я поняла почему впоследствии каждый из моих детей дал мне выпить горькую чашу. Каждое слово записывалось Ангелом или демоном, следующим за человеком. Каждая мысль, она высвечивалась как экран и её записывал или Ангел или демон. Но лица. Лица! Они были безобразными. Понимаете — безобразных, некрасивых лиц, отвратительных можно сказать, было столько безобразных лиц, что невозможно было не ужаснуться. Я говорю: Господи! Как же так? Я же только что была на земле, я видела очень милые лица! Я не видела столько ужасных лиц! Я не видела столько ужасных лиц! Почему они так ужасны? Что произошло? И Господь сказал: "Ты видела маски, которые они надели на себя, ты видела только оболочку — их тела, а сейчас ты видишь сущность — то, что они из себя представляют. Вернись и скажи людям — время кончается. Я при дверях. Покайтесь!" Да, Господи. Да, Господи! Я вернусь и скажу. Я скажу, что время приблизилось, я скажу, что Ты при дверях! Я скажу, чтоб покаялись! "А теперь ты увидишь то, что немногие видели", — сказал Господь. Ангел взял меня за руку и мы стали удаляться от трона Господня. Мне не хотелось уходить с этого места. Там было так хорошо. Но мы стали спускаться ниже. НЕБЕСНЫЙ ИЕРУСАЛИМ Я увидела прекрасный Город. Прекрасный Город! У него не одни ворота, но те, к которым мы приближались, — они были из цельных жемчужин. Они открылись как створки. Это были две целые изумительные жемчужины. Они переливались всевозможными цветами. Они были так прекрасны! Так теплы и так нежны, что хотелось вечно стоять и смотреть только на них. Но когда они открылись, я увидела этот Небесный Град, он ожидает Церковь. Иерусалим! — сказала я. И Ангел сказал: "Да. Небесный Иерусалим". Улицы золотые. Я не знаю, может это не металл золото. Потому что эти камни мостовых они были как шлифованное золото высшей пробы, они были так красивы! Отвести глаза было невозможно. Я хотела войти в город. Но Ангел произнёс: "Ничто нечистое не войдёт в него (Отк.21:27)". Я посмотрела на свои одежды и увидела несколько пятен. Я не знала - откуда они взялись. Я их до этого не видела. Но они были. Они были. И ворота закрылись. Я сожалела. Я сожалела, что я не рассмотрела всё подробно. Но я не могла возражать. НЕБЕСНЫЕ ОБИТЕЛИ Мы шли дальше. Мы шли дальше по прекрасной дороге. Плоды на деревьях, они: дерево, оно цветёт, вяжутся плоды и зреют — это всё одновременно на одном дереве. И когда я протянула руку — ветка нагнулась - и плод оказался в моей руке. Я не знаю как он называется этот плод, может его и нет на земле, но он был ароматен! Я вдыхала этот аромат и славила Бога — как Ты велик мой Бог! И что странно — голода у меня не было и мне не хотелось его откусить. Но это я поняла потом, что я не хотела его откусить, тогда мне даже в голову это не приходило! Просто я вдыхала этот аромат и пела хвалу Богу. Пела хвалу Богу! Я увидела как с земли поднимаются тоже цветы. Цветы были разные, они были всевозможные. И они куда-то поднимались. Говорю: куда эти цветы взлетают? "Это, — говорит, — хвала Богу. Она несётся с земли, преображается в цветы и сплетается в венок и ложится на колени Господу". Опять я увидела землю и поющих и хвалящих Господа. Это были песнопения. Это были песнопения! Я всю жизнь мечтала славить Бога, иметь красивый голос. Я просила у Господа: Господи! Дай мне красивый голос, чтобы я могла петь в хоре! Дай мне слух хотя бы, чтоб я слышала правильную музыку! Господь мне не отвечал. И только там, на Небесах, я поняла почему. Он велик в многообразии. И моё пение, и моя хвала, да, очень скромненьким цветочком взлетала. Но когда эта хвала вплеталась в венок, дополняя его — глаз отвести невозможно было! И это ложилось на колени Господу. И Он благословлял. Я уже стала удаляться, повернув голову назад. Ангел одернул меня, сказал: "Смотри вперёд, а не назад!" И когда я ещё раз в своём непослушании попробовала повернуть голову — я там уже ничего не увидела. Потому что там был светлый такой яркий свет, сквозь который трудно было что-то рассмотреть. Но я уже хвалила Бога, я радовалась. Я поняла — не нужен мне тот красивый голос! Кому Господь дал хвалить Его красивым голосом — пусть хвалит, у кого нет красивого голоса — пусть хвалит тем голосом, который ему данный от Господа! Богу это приятно. Это приятно — благоухание хвалы. Я не заметила куда делся плод из моей руки. Но я не сожалела. Потому что дальше пошли места ещё красивее, ещё интереснее. В одном месте я увидела как херувимы и серафимы восклицали: "Свят, свят Бог Саваоф!" Это было такое восклицание и удивление! Я спросила Ангела — почему они так восхищаются? А он сказал: "Они думают, что они познали Бога, а Господь им открывается ещё глубже. И они не могут сдержать своего восхищения и изумления". Я видела пастора из Ганы — брата Нельсона. Гана — это на юге Африки страна. Он был негр здесь на земле. И я вскричала: брат Нельсон! А почему ты не негр? Он улыбнулся, сказал: "Потому что и ты не белая". Я посмотрела на свои руки — вы знаете, не такая кожа, а жемчужная, подсвеченная изнутри. И мы с ним были одинаковы. Мы оказались на другом месте. Я видела много знакомых, друзей, наших старцев, которые уходили в Вечность. Я спросила Ангела: покажи мне наших, где наши? А он сказал: "Я не знаю о чём ты говоришь. Здесь все наши, здесь все дети Христовы, все Божьи дети. Смотри". И я увидела Александра Меня. Да, друзья, православный священник. Я — евангельская христианка, пятидесятная. Я была уверена, что спасается только наша церковь, в то время я была уверена именно в этом. Но когда я увидела Александра Меня, я его знала лично здесь на земле, я не могла ошибиться. Я была очень поражена. Я увидела и других — из других деноминаций. Но тут не было деноминаций. Здесь была Церковь Божья, здесь были дети Божьи. На струнных инструментах играли молодые люди, я не знаю как они называются, и Ангел им показывал как. Одного из них отделил Ангел и подвёл ко мне. Говорит: "Смотри, кого я привёл к тебе". Я смотрела и не узнавала этого юношу. А он открыл уста, сказал: "Мама, поблагодари Бога". Мой сын. Мой сын! Но я же похоронила его десятимесячным! Он взрослый юноша. Я говорю: сыночек, почему ты так рано меня покинул? Почему так рано ты меня покинул? Я так страдала, и твои пятеро братьев и сестёр не заменили тебя! А он сказал: "Поблагодари Бога, мама, если б я остался на земле, я никогда не попал бы на Небеса!" Слава Богу! Порой то, что мы принимаем за наказание — это милость Божья. Мы вышли на опушку леса, где деревья, каждый листочек, он хвалил Бога, он звенел малиновым звоном и хвалил Бога: "Осанна! Осанна в вышних Небу!" Всё радовалось! Я увидела море — стеклянное море и лёгкий туман, как вуаль невесты над ним, как у Иоанна (Отк.15:2). Но стекло, это не то оконное стекло, это даже не хрусталь. Это ещё более прозрачное, красивое, как вода. Я говорю: там что есть рыбы? Ангел говорит: "Это место для Невесты. Жених приготовил место для неё". На море тоже никого нет. Это место для Церкви, для Невесты Агнца и эта вуаль для Невесты. Как наверное бы красиво — Церковь, Невеста Божья, на этом стеклянном море. Мне так захотелось там остаться и подождать Церковь. Но Ангел сказал: "Гордыня твоя может погубить тебя". Я опять устыдилась. Господи! Прости! — шептала я. Мы шли по траве, которая помогала идти. Не было никакой усталости. Ноги утопали во влажной, нежной такой траве, которая ласкала ступни. И я ощущала лёгкость от этого, лёгкость во всём! Праздник и радость! Увидела красивый домик. Я его всегда сравниваю с пряничным домиком, потому что мой бедный разум не может найти ничего более красивого для сравнения. И мне захотелось войти в него. На картинке: образ небесной обители (сделано при помощи нейросети) Я спросила: кто там живёт в этом домике? Он обитаем? "Сейчас ты увидишь", — сказал Ангел и опять крепко взял меня за руку. Мы подошли к этому домику, вошли. Была красивая комната, она была залита таким матовым светом. Этот свет был живым. За подобием стола сидел человек и что-то делал. Это что-то, его нет на земле. Но то, что он созидал и радовался — это было видно по нему. Он тоже пел псалом. И я знаю этот псалом, мы его пели в церкви неоднократно - "Бог имеет право на славу. Слава Богу! Слава! За всё Ему слава!" Я заслушалась. Это пение. Когда человек повернулся, я увидела своего отца. Но я увидела не того старика, который умер, а я увидела молодого мужчину двадцати пяти — тридцати лет. Когда он оглянулся, он увидел меня и очень удивился. Это был мой папа, мой любимый папа! Он сказал: "Танечка! Тебе же рано!" Ангел вытянул руку, правую руку и сказал: "Она вернётся. Она вернётся". И папа отступил назад. А мне так хотелось его обнять. Но Ангел держал крепко меня за руку и сказал: "Нам пора". Папа только попросил: "Скажи маме. Скажи матери своей: я не хочу, чтобы она попала туда, куда она сейчас идёт. Пусть покается. Ты вернёшься. Ты скажи маме всё, что ты здесь увидишь". В тот момент моя мама была ещё непокаянная. Она была полностью мирской человек. Как мне не хотелось уходить с того места. Два места было от которых я не хотела уходить — это у подножия трона Божьего и второе место — из обиталища моего отца. Я говорю: папа! Но почему ты здесь? А не возле Господа? И отец сказал: "Благодари, дочка, Господа. Я как головня выхваченная из огня! Хвали его за то, что я не там, куда ты сейчас пойдёшь, а здесь! И я счастлив". И я вспомнила как умирал мой отец. Он покаялся, он призвал буквально за пятнадцать минут до смерти пресвитера. Он покаялся. О чём и как они говорили, в чём каялся мой отец знал Господь и знал пресвитер. Когда пресвитер вышел, он сказал: "Он заключил завет с Господом! Слава Господу!" Мы тоже произнесли: слава Господу. Но мы думали об умирающем отце с сестрой, побежали в палату. Папа широко открыл глаза очень удивлённо, он сказал: "Я жив! Жив! Жив". С этим словом он ушел. Он умер для земли. Мы не знали, — "жив", куда он пошёл, а он хотел нам оповестить, что он был мёртв живя во плоти и только теперь он жив. И я свидетельствую, я свидетельствую: он жив! Жив милостью Божьей! Он жив. Но надо было идти. Так постепенно двигаясь, я уже не рассматривала всё по сторонам, впечатлений было вполне достаточно. Я думала об отце своём. Какое это счастье! Я знала, что ещё немного, ещё скоро и я опять с ним встречусь, что земное время, оно бежит очень быстро. Сколько бы я не оставалась на земле, в конце концов я всё-равно с ним встречусь на Небесах! Аллилуйя! Аллилуйя! Слава Господу. И вот пребывая в таких мыслях мы приблизились опять к той же завесе из грязного тумана. Мы переступили эту завесу.
|
| |
|
КРУГИ АДА И в лицо ударил смрад. Жар. Дышать сразу стало нечем и очень тяжело. Вы можете себе представить тухлое горелое мясо, тухлые яйца, сера и всё это в ужасном зное и сухости. Мы переступили черту ада. Это ужасно. Вой, скрежет зубов, вой от боли. Было ужасно даже на том месте, где я стояла. На картинке образ — круги ада (сделано при помощи нейросети) Дышать было невозможно. Там нет воды! Там сухость такая, что у меня сразу заболела гортань. Моя кожа натянулась сразу и чуть не лопнула. В аду нет воды. Там даже пара нет, там едкий пар кислоты, но не воды. Потому что Христос есть вода живая. Ангел взял меня за руку, я почувствовала свежесть. Я уже не пускала Ангела, я уже сама за него держалась. Я просто боялась, что он меня потеряет здесь. МЕСТО ДО СУДА То место куда мы попали — первый круг. Там находились люди. Они были в каком-то замкнутом пространстве. Они метались из стороны в сторону. Их не мучают, но пламя ада настолько близко, оно их обжигает. Над ними было открыто Небо и они видели, они видели рай! Они видели то, откуда мы пришли с Ангелом. Но они не могли туда перенестись. Они тянули ко мне руки, они просили о помощи. Тот, кто изнемогал, пытался присесть, но на него вскакивали какие-то зверьки безобразные — демонята. Они кусали, чтоб только не останавливалась эта несчастная душа, чтобы она не останавливалась. Она металась от одной стены к другой - воздевала глаза к Небу, и — опять. Они молили о помощи. Они не могли только призвать Имя Господне. Ибо это было запрещено. Я спросила Ангела: кто это? Он говорит: "Это те, которые ждут суда. Они придут на суд и может быть, предъявив свои дела, они будут оправданы, а может и нет. Потому что нет иного Имени для человеков для спасения. Они упустили свой шанс на земле". Я говорю: а может там на земле будут молиться и это поможет? И Ангел напомнил мне слова Писания: "Молитесь пока живы, а потом — конец (1Пет.4:7)". ЖЕРТВЫ АБОРТОВ Удручённая я стала удаляться от того места и увидела другое. Это был как большой гигантский аквариум. В этом аквариуме заполненном газом находились человеческие зародыши. Как они кричали! Это было ужасно. Они кричали: "Не убивай, мама, я хочу жить! Разреши мне жить! Я буду тебя любить, только не убивай!" Я растерялась, почувствовала — как в смолу встала, не могу идти дальше. Спрашиваю у Ангела: что, что это значит? А он говорит: "Это? Это — жертвы абортов. Это — души, которые должны были прийти на землю, исполнить волю Божью и вернуться к Богу. Но их убили, не дав им ещё родиться. Они будут свидетельствовать о своих родителях. Они явятся на суд и будут свидетельствовать о своих родителях". Но Бог не нуждается в свидетелях! Он Сам всё знает! "Но когда придут на суд убийцы, чтобы они не сказали, что Господь лжец. Они сохраняются для этого. И тут я увидела как один из этих зародышей исчез, потом ещё, потом ещё. Я говорю: а куда они исчезают? Они что, растворяются? "Нет, — сказал Ангел, — это Господь изымает". Я говорю: а почему? почему Он этих оставляет, а тех изымает? "Его родители покаялись. Они прощены. И эта душа больше не будет свидетельствовать о них на суде. Она вернулась к Господу". Господи! Как Ты велик! Господи! Что ты и этот грех прощаешь. Слава Тебе, мой Владыка! Как только я прославила Господа, я увидела, что произошло. Эти мерзкие существа, эти демоны, они ополчились. Откуда-то появились здоровенные такие, они все кинулись на меня с топорами, с вилами, ещё с какими-то орудиями. Но они натолкнулись как на стеклянную стену и были отброшены. Ангел сказал: "Здесь Имя Бога запрещено. Его не произносят. И если бы не воля Божья и не ограда, которую Он поставил, они бы тебя растерзали". А почему они зверствуют? Им самим плохо в аду. Они там страдают, они тоже хотят пить. Им тоже страшно это пламя. Поэтому они мучают души. Когда мы произносили с Ангелом слова: Господь, Бог, Иисус, то ад начинал скрежетать, вопить и рвался на нас. Бесы, демоны, притом оказывается они разные, разные — от таких мелких бесенят до здоровенных! Они рвались и они бы нас уничтожили, если бы Господь не ставил ограду. Они ударялись как бы о стекло и отлетали. Мы были недосягаемы для них даже в аду. Я опять возблагодарила Господа, что Он меня и там не оставил — куда послал. Он не оставил, Он наблюдал за мной! Я подняла глаза к Небу, я увидела Его на троне! Я увидела опять трон и одежды. Мне стало легко и свободно — что здесь в этом ужасе Его рука со мною. Он не оставит. Аллилуйя! Аллилуйя! Слава! РАСКОЛЬНИКИ Мы спускались из круга в круг и я видела знакомые лица. Я видела тех, кто ушёл в Вечность. Я думала, что эти люди спасённые, они шли на Небеса, на самом деле некоторые из них попали в ад. В одном круге я увидела как душу разрубали на куски. Два здоровенных демона в кожаных таких передниках с секирами, они разрубали, они медленно это делали. Они рубили душу, но крови не было, была одна боль. Был вопль, но крови не было. Я говорю: почему нет крови? "Кровь принадлежит Господу", — сказал Ангел. И мне вспомнилось: да — ведь Кровь Христова, она искупила многих. А почему, почему их рубят на куски? "Это те, кто делал разделения на земле", — я получила ответ. Я говорю: как это? Какое разделение? "Они разделяли семьи, они делали разделения на работе. Они сводили людей для того, чтобы разорвать, сломать. Они делали разделение в церквях, в семьях — везде, где они появлялись. Они служили себе и только себе. А теперь они ощутили разделение в полном объёме — теперь разделяют их. Вот так — по живому они рвали церковь". ПРЕЛЮБОДЕИ, ОККУЛЬТИСТЫ, ГАДАТЕЛИ На картинке образ — прелюбодеи (нарушающие супружескую верность) и оккультисты (сделано при помощи нейросети) В пятом круге ада находятся прелюбодеи, оккультисты и гадатели, и они находятся на раскалённых сковородах — их садят теми местами, которыми грешили. И если он гадал на картах, — ему вручают раскалённые карты, которые сжигают его. Если это был гадатель на кофейной гуще, — эта гуща выплёскивается ему в глаза: "Ты смотрел! Ты пристально всматривался! Что ж ты не увидел свою участь?" Потому что бесы издеваются. КОТЛЫ Я увидела православных священников, я видела евангельских проповедников, католических священников — каждый из них находился в своём собственном котле, под которым горел огонь, в этой мерзкой жидкости, похожей на смолу. Я видела котлы и на этих котлах надписи. Я не поняла эти надписи и спросила Ангела: что там написано? Ангел сказал: "Тут написано: баптисты, методисты, конгрешане, православные, пятидесятные, католики". Я говорю: как?! "Да, — говорит, — они здесь". Я говорю: почему? Я узнала одного из них. Я знала, что он был яркий проповедник. Он служил в нашей церкви, я ходила на его проповеди, мне так нравилось, они были такие грамотные, интересные. Я говорю: Господи! Ну как такое могло быть? А почему он здесь, а не там? Он же служил Богу! Ведь выходили люди и каялись! Я ж видела, что люди каялись! И я услышала сверху голос: "Он говорил правильные слова и Я открывал сердца навстречу Слову и люди каялись, но Меня он не пустил в сердце. Он никогда не служил Мне! Он служил себе. Только на свой авторитет работал он. Также как пьяный батюшка, также как извращенец священник католический. Они все служили только себе". Я поняла, куда они идут, те, которые служат в храмах, где колокола раскачивают демоны, а люди, слыша этот звон, идут и беседуют о чём-то своём. Они не задумываются. Они зажигают свечи и пламя в аду вспыхивает более ярким пламенем. Когда на Небесах я спросила Ангела: а где же наши евангельские христиане? Где пятидесятники? Я хочу к ним! Я видела много знакомых лиц, но мне было интересно как, вот где они. Где? - говорю. Он говорит: "Кто?" Я говорю: как кто? Ну, братья, сёстры мои по вере. Ну хорошо, тогда где православные? Ангел ответил: "А здесь нет ни тех, ни других. Здесь дети Божьи". Понимаете друзья? На Небе нет разделения! Там дети Божьи! И не важно в какой конфессии они были. Важно, что было в их сердце и кому они служили. Все, кто служил Господу Христу, — они на Небесах. И те, которые служили себе в каждой конфессии — вот в аду они разделены, у них у каждого свой собственный казан со смолой. Это ужасно. А ведь эти люди — они знали истину и не поверили ей. На картинке образ — грешники в аду (сделано при помощи нейросети) Друзья! Если вы знаете истину, не отмахивайтесь от неё! Поверьте, что всё, что сказано в этой книге Библии — это всё правда до последней точки! КЛЕВЕТНИКИ Мы спускались дальше. Мы спускались до самого дна. В одном из кругов я увидела свою бабушку. Да, папину маму, мою бабушку. Демон вытаскивал щипцами её язык. Щипцы раскалённые. От этих щипцов загорается весь язык, всё тело. Это всё обугливается. На картинке образ — клеветник в аду (сделано при помощи нейросети) И вот когда прах должен развеяться и мучения должны прекратиться, и демон разжимал клещи, язык выпадал и на этом месте прах соединялся и она опять становилась всё та же. И мучение продолжалось. Она кричала, но сказать ничего не могла. Она смотрела выпученными глазами на меня и тянула руки! Я не могла это вынести. Потому что помочь ей ни чем не могла. Я не могла протянуть к ней руку и остудить её язык. Оказывается она клеветала. Её язык её же и погубил и идолы (возможно имеет в виду иконы) не спасли. Я поняла почему с ней не дружили соседи. Её сын, мой папа, находился в раю, а его мама вечность пребывала там. ПАДШИЕ АНГЕЛЫ Мы оказались ещё ниже. Я видела падших ангелов, они не выходят на поверхность, они презираемы и там в аду и тоже ждут суда. Они помнят, что один раз Христос уже спускался туда и вывел. Они это знают. И поэтому они надеются, что Христос ещё раз спустится и возьмёт их на суд. ПРИЁМНАЯ САТАНЫ Когда мы спустились до девятого круга, там девять кругов ада — один страшнее другого. Последний круг ада - это как бы приёмная дьявола. Я увидела комнату, а из неё дверь — чёрная, вымазанная как нечистотами. Он сотворил маленькую дверку в тронный зал свой. Потому что он знает, что ни бесы, ни демоны, ни падшие ангелы ему не поклонятся. Они взбунтовались бы, если бы они не боялись его. И поэтому он сделал маленькую дверку, чтобы к нему войти надо наклониться хорошо. Таким образом он получает поклоны. В эту дверь заходили люди, как мне показалось. Потому что некоторые из них были прекрасно одеты. Даже костюмы, похожие как от Версачи там, или наоборот — джинсы монтановские, спортивные. Или нищие в рубищах или девицы в ажурных чулочках, проститутки и гомосексуалисты, которые и там совершали действия, порочащие вообще имя человека. Это ужасное сборище и всех их объединяли лица, даже не лица. Я не знаю как их назвать. Потому что мордами мы называем лица животных — животные обидятся. Сказать — рыло, поросёнок обидится, у него милое рыльце. А это — монстры. Мерзкие физиономии. И глаза — глаза, полные ненависти и зла. И звучит музыка — хэви метал (тяжёлый рок). АТЕЛЬЕ МОДЫ Первое, что мне бросились в глаза — это как лекало, как выкройки одежды делались и шилась одежда. В одном ворохе одежды, которую демоны выносили на верх, я узнала джинсы своего сына. Я была просто в ужасе. Я вспомнила как пастор поставил меня в известность, говорит: "Сестра Таня, обратите внимание на одежду вашего сына. Там просматривается откровенно его тело". И я сказала: будьте проще пастор! Это молодёжь, молодо, зелено — повзрослеет, поумнеет. Но я увидела, что эти штаны шились в аду. А для чего? Господь показал, как невинная сестричка, скользнув взглядом и увидев открытую плоть моего сына, смутилась и она отвлеклась, она уже не слушала проповедь. И враг подступил к ней. Это для соблазна. Для соблазна! Да. Одежда — это демонстрация самого себя. А он ничего не знал — он доволен, что у него драные штаны. Но горе тому, через кого соблазн приходит (Мат.18:7). Я видела ранцы — написано: покемон (карманный монстр) и рожица нарисована на них. И когда родители одевают на ребёнка этот ранец — этот бес сопровождает ребёнка. Это ужасно. Видела шариковые карандаши и ручки, тетради с изображениями всяких трансформеров (бесов), всяких надписей. Одна была надпись, которую если расставить буквы подряд, то прочитывалось богохульство. И я с ужасом увидела, что эту майку вручили другу моего сына и он носил. "А это, — говорит, — разбросанные буквы!" Но они разбросаны и маленькие стрелочки указывали как соединить эти буквы. А у него просто на груди и маленький поросёнок. Для меня это стало просто шоком. Я никогда не обращала внимания на эти надписи. Тем более в большинстве своём они пишутся латинскими буквами. Не на английском языке, на английском само собой, это можно прочитать. А часто — на том языке, на котором мы говорим, только английскими буквами. И мы не вникая в суть покупаем это своим детям. Я видела как изготавливают рецепты, разрабатывают, куда входят спиртные напитки, куда входит тот же мак - листья мака, коробочки мака. Я часто слышу среди молодёжи: "Был в ресторане, вот там было так, а потом как забалдели". ТРОН САТАНЫ Они приходили, это — демоны, которые ходят по земле, которые совращают людей, они приходили отчитаться к своему хозяину. Он сидел за закрытой дверью. Когда дверь приоткрывалась, я увидела тоже подножие трона — он маскируется по Господа! Он тоже не хочет, чтобы видели его лицо! Но трон был безобразен. На него было гадко и отвратительно смотреть! Я зажмурилась. Но я успела услышать как они отчитываются и как один демон в дорогом костюме с ноутбуком что-то вынул из кармана. На картинке образ демона ходящего среди людей (сделано при помощи нейросети) Это что-то мне не было видно. Это что-то — это была душа. Я поняла, когда он ответил: "Вот хозяин — ещё душа! Свяжи её!" и вышел довольный оттуда. Потому что дьявол сказал вселиться в это тело. Он сказал: "Эта душа продалась за власть!" И дверь захлопнулась. И, о ужас! Я узнала эту душу! Он живой этот человек сейчас. Именно из-за этого нас впоследствии выгнали из страны. Я не могла сдвинуться с места. Я спросила Ангела: как это может быть? Ещё один человек умер и захватили? Он говорит: "Нет. Иначе бы та душа уже находилась в одном из кругов. А это — тот ещё живой. Он заключил завет — продал свою душу. Теперь дьявол её свяжет, отнесёт на место, закуёт в оковы, а туда подселит демона. Этот человек встанет, будет ходить, будет делать свои дела. Но это уже будет не он. Его связанная душа будет сидеть в недрах, а демон, которому он отдал свою плоть, будет ходить по земле вместо него". Я вспомнила как о злых людях говорят: "Бездушный человек". Бездушный! Потому что там уже душа-пленница. "Её выпустит враг, только тогда, когда ад отдаст души и море отдаст покойников (Отк.20:13)", — так сказал Господь, так Он записал. Когда встречаешь таких людей с пустыми жестокими глазами, понимаешь, что именно о них Слово Божье говорит: "О подобных не молитесь, ибо они не за спасение (1Иоан.5:16)". До этого мгновения я не понимала. Господи! Ну как же так? Чего-то я недопонимаю! Но почему не за спасение? Почему не за спасение? Да потому что они добровольно отдали себя и настолько добровольно отдали, что их связал враг. И в его теле уже живёт подселённый демон. Семья всё ещё думает, что это может быть их прекрасный папа, и удивляются как он изменился за одну ночь. Коллеги думают, что это замечательный их коллега, что с ним произошло, что он вот так переменился, как вроде не тот человек. Удивляются, но поудивляются, а потом привыкают, что это ходячее зло. А это ходячее зло совращает других, подобных себе. ОГНЕННОЕ ОЗЕРО Я уже не хотела ничего видеть. Мне было так страшно и жутко, что я только боялась одного — быть не вверженной в огненное озеро, мимо которого мы проходили. В седьмом круге ада находится огненное озеро. Огненное озеро, смрадное, оно пустое. В нём никого нет, но огонь пожирающий. Понимаете, он живой, этот огонь. И он ждёт, он ждёт, когда ему будет брошено. На картинке образ — грешники в аду рядом с огненным озером (сделано при помощи нейросети) Дьявол закидывает душами, но души не долетают. Или то озеро с нечистотами, в котором бултыхались души, пытаясь выбраться, которые взывали к Небесам, которые им были видны. Небожители не видят ада, для них он закрыт. Они видят землю и своих близких, за которых они молят. Приходят к подножию трона Божия и молят Господа. И Господь посылает Ангела остановить грешника, если это возможно. А те в аду — они не имеют возможности даже предупредить своих близких, где они находятся. И как им ужасно, когда их близкие, вспоминая о них в годовщину их смерти, говорят хорошие слова. "Как он свято жил! Как он любил людей!" Если это не соответствует действительности, демоны измываются, они усиливают пытки. И за каждое доброе слово о покойнике — ему становится ещё хуже. Он оттуда кричит: "Молчите!" Но люди не слышат. Они лукавят. Ведь большинство знают какой был покойник при жизни и лукавят. Если вы знаете, что он при жизни был не таков — молчите. Молчите. Не усугубляйте его мучения. Или скажите правду о нём. Да! Он не был свят, он был грешен. Скажите правду. Его пытки там не усилятся от этого. Они не ослабеют, но и не усилятся, они останутся такими до Прихода Христа, до суда. Я взмолилась, уцепилась за Ангела, говорю: давай уйдём! Но здесь раздался голос и ад вздрогнул, они стали прятаться друг за друга — они буквально поядали друг друга, — только бы спрятаться. Этот голос, это был голос Бога. Он сказал: "Довольно. Ей надо идти". ВОСКРЕСЕНИЕ Я не заметила как мы начали подниматься всё выше и выше. Мы оказались опять возле этой завесы. Мы переступили порог завесы и я вдохнула полной грудью этот фимиам, он оживотворил меня. А Ангел повернул меня лицом к завесе, легонько толкнул в плечо и сказал: "Пора". Друзья мои! Уходила я легко и свободно, но когда я покатилась вниз! Я летела вниз как по стиральной доске, утыканной гвоздями. Это была такая боль, она накатывала и когда эта боль достигла пика, я закричала. Я с болью влетела в своё тело! С болью и криком! Но я устыдилась. Я только что была в аду! По сравнению с адскими муками это была не боль, это укус комара, это можно было вытерпеть. Я тут же мысленно сказала: Господи! Я согласна на эту боль, только не посылай меня больше в ад! Даже на экскурсию в это страшное место. Я замолчала. Но я услышала — кричит кто-то другой, и открыла глаза. Подумала: кто это может так кричать? И увидела, что комната, кафельные стены, на полу сидит женщина в белом халате и так показывает рукой: "Э-э-э! Э-э-э!" Она не просто кричит, она ещё и стонет. Я села и закрыла глаза. Мне было плохо видно. Не зашитая кожа сползла, таким вот образом я держала кожу, чтобы видеть. Ага, думаю: мне зашили голову. Я говорю: ты что кричишь? О, лучше бы я этого не спрашивала. Бедная женщина стала белая как полотно. Я говорю ей: не бойся! Но она стала на четыре и так быстренько-быстренько, и в двери она выползла. После жара ада теперь мне стало холодно. Я стала осматриваться и увидела, что я покрыта только одной простынёй. На ноге у меня зелёнкой написано - номер истории болезни, на другой — имя и фамилия и дата смерти. Но почему я здесь? — подумала я. Я же только что была на Небесах! Ах, да, Господь сказал: "Ты вернёшься". Что же делать дальше? Господи! Ты же не позволишь, чтоб меня разрезали на живую! Меня же сейчас вскрывать будут! — подумала я. И у меня страшно заболел живот. Опустив глаза, я увидела разрез. Ага, меня уже пытались! Я зацепила рукой, а крови нет. Странно, — подумала я. Так как я завещала тело науке, то студенты должны научиться делать операции — не на живых же людях. Вот они и учились на этом животе. Теперь он оказался распоротый и он тоже начал болеть. Слава Богу, что студент не выпустил мне кишечник. Когда я услышала крик и какое-то движение за дверью, и дверь распахивается, входит хирург, который меня оперировал. Он делал так рукой: "Нет! Нет! Нет! Это, это ... невозможно ..." и замер — он увидел меня. И потом говорит: "А ну ляг! Ты — мёртвая! Я, кутаясь в простыню, говорю: я — живая. Он говорит: "Живая! Посмотри на свои руки, живая! Быстренько ложись!!" Я говорю: я не лягу, там холодно. Я посмотрела на свои руки — ну да, трупные пятна, фиолетово-жёлтые, со следами разложения, то есть такими трещинами уже, почти чёрные ногтевые фаланги. У меня в голове проносится: ну да, кровь не выступила, значит она уже свернулась из разреза. Не может быть! Я посмотрела на них и сказала: ну и что? Ну и что? А Иезекииль проповедовал сухим костям! И кости собрались, обросли плотью и стали воины. Нет, — говорю, — вы не правы, доктор, вы не правы, я — живая. Я вернулась! Профессор посмотрел на меня и сказал: "Я не знаю кто твой Иезекииль, но такое мне и в кошмарном сне не могло присниться! О, Боже!" Я говорю: вы сказали: "О Боже", профессор, Бог любит вас! Он посмотрел на меня и сказал: "Я вижу! Ну, — говорит профессор, он когда-то учил меня, он говорит, — с тобой всегда были проблемы. Но такую проблему! И что с тобой теперь делать?" А я же держу голову. Друзья, я держу голову, где нет куска! Я говорю: зашить. "Ну да! Зашить! Да заберите её кто-нибудь!", — сказал профессор и вышел. Ну ладно, не бросит же он меня здесь! — подумала я. Через некоторое время началась какая-то суматоха за дверями. Зашли два санитара с каталкой и начали ругаться между собой — кто подкатит, кто будет держать за голову, кто за ноги. А вдруг покойник бросится, а вдруг это упырь укусит и выпьет всю кровь. Но я им говорю: я не буду кусаться, я — не упырь и вообще я — христианка, вы понимаете? Так, они толкнули каталку, которая ударилась о стол, и так стала наискосок. И мне показывают, они со мной не разговаривали, они разговаривали только между собой, каждое слово перемежая нецензурным выражением. И показывают: "Э..э!" — т. е. пересаживайся сама. Я говорю: ну так отвернитесь! Потому что написано в Слове Божьем: "Не обнажай наготы своей (Отк.3:18)". Они вышли в коридор: вдруг они повернутся спиной, а я кинусь на них. Это они потом мне рассказывали, когда уже меня выписывали. Они очень боялись подставить спину. Я пересела на каталку, они заглянули и опять началась торговля — кто где будет везти. В конце концов на них накричали и они повезли меня по коридорам. Весть разнеслась по коридорам пока меня довезли до хирургии. Когда только поворачивали в коридор, все двери открывались и все любопытные выглядывали. Но когда встречались с моим взглядом — тут же прятались и закрывали двери. Думаю: боятся. Напрасно. Напрасно они боятся, я ведь живая! Меня привезли в операционную, где профессор уже одевал перчатки, а анестезиолог стал надо мной и говорит: "Какой наркоз давать будем?" Профессор зло посмотрел на него и говорит: "Какой наркоз трупу?! Так шить будем!" Так зашили. Ну ничего, и эта боль была значительнее меньше той боли, которую испытывают в аду души. Я только благодарила Господа. Дома готовились к похоронам. Купили гроб, получили свидетельство о смерти, вырыли могилу на кладбище. Прошло семьдесят два часа. Было непонятно почему труп не отдают. "Вскрытие не провели. Вскрытие не провели". Теперь ясно. Господь попустил все те проволочки, потому что план Божий был вернуть меня. Слава Господу! Слава Господу. И наконец им сказали: "Приезжайте". И когда на третий день в понедельник приехала моя семья с гробом забрать тело, они заказали машину, как обычно положили ковёр, на ковёр - гроб, венки, и приехали, мама побежала с узелочком — надо трупик одеть — у неё дочка умерла, а профессор говорит: "Вы понимаете, такое дело, а тела нет!" Она говорит: "Украли! Ну конечно, украли!" "Как нет? — удивились родные, — а куда ж оно делось это тело?" "Да не украли! Оно живое, оно ожило". Надо сказать, что моя мама в то время была алкоголиком, она пила. "Ну что вы! Что вы издеваетесь над людьми! Такое горе, а вы ещё издеваетесь! У вас что, с головкой не совсем в порядке? Да? Умерла, так умерла! Ну как труп через три дня может ожить?!" - кричала моя мама. Может. А муж говорит: "Я же сказал, что она вернётся! Она вернётся! Она вернулась. Всё в порядке". Когда пытались в доме переставить мебель, что привезут гроб, надо поставить для прощания, он говорил: "Не трогайте, не трогайте! Татьяна приедет, она всё сама расставит". Моя мать говорила: "Дожила. Дочка умерла и зять тронулся. Бедные дети". Маме говорят: "Нет, бабушка, поймите, она жива!" Тогда она с недоумением, подняв бутылку, говорит: "Так что, я зря три дня пью?" Друзья, почему я подробно так говорю об этом, чтоб вы поняли какое духовное состояние было у моей мамы. Но когда она поняла, что дочь её воскресла, когда она услышала с кем я виделась на Небесах и кого я видела в аду, моя мама покаялась. И она ушла в Вечность в мае прошлого года. Я не говорю: она умерла, она ушла в Вечность! Где мы с ней встретимся в своё время. Слава Богу! ПРЕСЛЕДОВАНИЯ Мне угрожали. Пришли ещё в больницу на третий день после моего воскресения. Пришли люди в белых халатах, но с военной выправкой. Они меня спросили: "Ты где-то была?" Я подробно начала им свидетельствовать, начала рассказывать где я была, что я видела. Они внимательно слушали. Очень внимательно слушали. Пока я говорила про рай, они переглядывались, они удивлялись, они улыбались — им это нравилось. Но когда я начала говорить про ад, когда я закончила, - и тогда один из них ударил кулаком по тумбочке: "Всё! Нигде ты не была и ничего ты не видела! Иначе пожалеешь. Мы тебя предупредили". Но я говорю: как это не была? Была. И видела — и ад, и рай, и у подножия трона стояла! "Ты нигде не была! Ты спала!" Я говорю: хороший сон, особенно в аду. "Нету ада! Ад спит!" Я говорю: есть ад и работает. "Ну смотри! Ты пожалеешь, если ты будешь рассказывать про ад! Подпиши". Они принесли с собой уже готовые бумаги, где я должна была подписать, что семьдесят два часа я находилась в летаргическом сне и ничего не видела, что я просто спала. Я отказалась подписать это. Потому что Господь сказал: "Иди и расскажи людям". "А ты знаешь, что не все дети случайно попадают под машину?" — сказал один из них. Друзья, мне стало страшно. В этот момент мне стало страшно. Я говорю: только не дети, у меня ещё двое несовершеннолетних детей, у меня трое внуков. Меня охватила паника. И в это время я ощутила чью-то сильную и тёплую руку на своём плече. Я посмотрела и увидела — это Ангел — тот, с которым я ходила по Небесам, с которым я спускалась в ад — это он стоял. И я поняла: Господь держит всю ситуацию на контроле — и волос не упадёт с головы моих детей без воли Божьей! И тут же вспомнила: "Праведнику всё во благо (Рим.8:28)". И я так и сказала этим офицерам: хорошо! Если Господу угодно будет, что мой ребёнок уйдёт с этой земли, то он всё равно придёт к Господу. А там ещё лучше и я буду радоваться, что он теперь там и вы его не достанете больше. Они сказали, что я пожалею. Я сказала, что я пожалею, если я буду молчать. Они пожали плечами и сказали: "Сумасшедшая мамаша!" и ушли. И я узнала, что такое ад на земле. Я узнала, что такое "музыкальная шкатулка" - когда тебя запихивают в маленькую комнату без окон, гаснет свет, стены мягкие и начинает капать вода. Эта вода, вначале она не очень мешает, потом она капает, она назойливо капает, потом ты не можешь уже даже уши закрыть. Она капает и кажется всё время — по темени, по темени. И вдруг в какой-то момент — "Ада нет!" раздаётся, "Бога нет!" Я говорю: есть, есть! И Бог есть! И ад существует. И тогда зуммер появляется такой: з-з-з-з - знаете, как дрель оно вонзалось в меня. Я не знаю сколько времени я провела в этом положении, в этой темноте, в этой мягкой комнате, где было очень душно. Мне очень хотелось пить, воды не было. Я потеряла наверно сознание. Потому что когда я очнулась меня кто-то держал за руку и говорил: "Пульс не прощупывается. Ну всё, это конец. И покрепче ломались". Я открыла глаза, говорю: где конец? И тогда они удивились — выпустил руку и говорит: "Не может быть!" Второй вынул фонарик и подсветил мне в глаза, говорит: "Она в сознании! Ничего не понимаю!" И для меня начался следующий этап — это уколы. Когда я слышала шаги в коридоре, что приближается медсестра делать мне укол — у меня непроизвольно текли слёзы. Потому что после этого укола начинался действительно ад на земле. Таких болей я не испытывала никогда. Они наверно призваны сводить с ума. Но Господь сохранил мой разум. И всё плохое когда-то кончается.
|
| |
|
Прошло полтора года. Всё пошло у нас своим чередом. Я конечно не умолкала, я свидетельствовала. БЕЗРАБОТИЦА Всё хорошо, кроме одного. Меня естественно уволили со всех работ, я же умерла. Покойников не восстанавливают, даже оживших. "Работы нет", — мне отвечали. Ну ладно, нет и нет. И мужу, женатому на покойнице тоже оказывается доверять пароход нельзя. "Странные, — говорят, — вы пятидесятники: то вы умираете, то вы оживаете. Опасно в море отпускать". Долгое время не было работы у нас. Мы начали даже продавать наши вещи. Потому что надо было кормить детей, надо платить за свет, за отопление, покупать уголь. У нас был частный дом. Но нельзя же жить вот так всегда. Муж стал проситься. Он — капитан дальнего плавания, он просился хотя бы матросом, уборщиком. Хоть кем-нибудь. Ему говорили: "Ты — христианин? Скажи, кого снять? И мы снимем. Скажи: кого снять? Мы поставим тебя на его место". Дьявол хитёр. Но муж говорил: "Если вы захотите дать работу, то найдётся и место. А снимать никого не надо. У них тоже семьи". Когда все эти угрозы не помогли, потому что в селе, где мы жили, разнеслась весть — "Татьяна умерла, теперь Татьяна воскресла". Каждый идёт, ему интересно было увидеть, пощупать, поговорить, расспросить. СУДОВОЙ ВРАЧ И дьявол подговорил тогда наше правительство как избавиться от нас. Арестовать нельзя, пойдёт шум, пойдут разговоры, церковь будет ходатайствовать и так далее. Пошли на хитрость. Мужу предложили работу — работу старшего помощника. Ему говорят: "Ты можешь идти старпомом". Он говорит: "Хорошо". Но одно условие — на судне сократили должность врача. Твоя жена — врач. Она пойдёт с тобой. Но она будет исполнять обязанности врача без отметки в судовой роли, что она — судовой врач". Я — врач по образованию, терапевт, как раз подхожу для должности судового врача. И муж сказал: "Мне надо посоветоваться". Они удивились: "Странные люди. Он почти два года добивается работы, а теперь ему надо посоветоваться! С кем тебе советоваться?" Он говорит: "С Богом". Да, друзья, мой муж пошёл советоваться с Богом. И когда мы вопросили церковь и поставили нужду, через пророчество Господь благословил нас — пришло чистое пророческое слово, но через того, кого мы не ожидали, не через признанные сосуды Божьи, а через молодого брата. Господь сказал, что это Он направляет нас на пароход, что проведёт через семь стран, где мы засвидетельствуем о том, что сделал нам Господь. Проведёт через огонь очистительный и мы вернёмся в державу свою, где мы будем служить ему так, как Он того хочет. Было сказано слово держава. Так как это пророчество пришло через молодого брата, мы его не приняли. Мы не Богу высказали недоверие, а молодому брату. Мы сказали: не может быть! Ну не может! Я сказала молодому брату: скромнее надо быть, братик, скромнее. Бог ему говорит! "Ты же видишь, — муж говорит, — она ещё слабая, она должна восстановиться". Мог, друзья. И ослице Бог сказал открыть уста, а тем более Своему сыну. Мы часто недооцениваем, мы говорим: он ещё молод, чтоб ему говорил Бог! Или он уже слишком стар, он маразматик. Друзья, если говорит Бог, то Он Сам избирает сосуд, через который говорить. Слава Господу! Потому что сбылось всё предречённое через этого брата. Я не приняла, муж принял, сказал: "Мы принимаем. Мы идём". Мы ушли в рейс. Мы прошли через семь стран. В течение двух лет экипаж менялся, нам замены не было. Люди каялись. Нас в Украину не пускали. Пока мы плавали Союз лопнул. Украина стала самостоятельной. И тогда капитан экипажа получил указание выкинуть нас за борт. Ну за борт, так за борт. Мы были в Южно-китайском море — судно вышло с грузом риса из Вьетнама, проходило воды Сингапура, когда начальник рации, благослови его Господь, он сейчас с нами брат по вере, а тогда этот человек ещё не познал Бога. Но душа его была доброй. Он сообщил мужу, чтоб мы не выходили на открытые палубы, зашёл ко мне в амбулаторию и сказал: "Михаловна, не выходи на открытые палубы. Вас выкинут за борт". Потому что нас должен будет выкинуть за борт второй механик. Я с перепугу кинулась к мужу на мостик. Но я не добежала до него. Из каюты капитана вышел второй механик и начал избивать меня. Я получила сильный удар в лицо. Я слетела с трапа, — это лестница судовая, а он спрыгнул на меня. Он топтал ногами, у меня ломались рёбра и сыпались зубы, была страшная боль. Он сломал мне горло, он повыбивал все зубы. Я хотела взывать к его совести — за что?! Я ж ничего не сделала плохого! Но когда я увидела его глаза, я увидела кто меня топчет. И я поняла, что если Господь не спасёт, значит — всё. И забегая наперёд скажу: враг захватил его душу. Потому что буквально через месяц, ещё до прихода судна в Одессу, в Стамбуле, этот человек шёл по пирсу, он возвращался с другими моряками. Потом на глазах множества свидетелей поднял руки вперёд как бы сопротивляясь, крича: "Нет! Нет! Не надо! Я не хочу!" и бросился в воду с пирса. На третьи сутки его нашли. Это уже был труп, — его обледеневший труп выбросило возле другого пирса. Дьявол использовал его. Я не знаю, что он обещал ему, и обманул. И обманул, потому что он обманщик. Он никогда не выполняет своих обещаний. Первой умерла жена капитана. Она поднималась на трап — встречала пароход мужа, — оборвалась с трапа, её раздавило между причалом и пароходом. А он заболел сахарным диабетом и скоропостижно скончался. Я потеряла сознание. Очнулась на полу в амбулатории. Рядом со мной на коленях стоял мой муж. Пытался оказать мне посильную помощь, избитый, с кровоточащими ранами. Но у меня были поломаны кости, у него переломов, слава Богу, не было — всё-таки мужчина покрепче. Ну мы соорудили такую временную шину из душки ведра цинкового, чтобы соединить челюсть, которая в двух местах поломалась. Дёсны с обломанными зубами очень болели. Я не могла поднять руки, потому что были множественные переломы, в том числе и открытый перелом правой голени. Я плачу, ну кто теперь помешает выкинуть нас за борт? А муж твёрд. Он был твёрд. Капитан Белоус, он всегда был твёрд — и на мостике, когда надо было принимать решение и в семье. И в этот трудный момент он был твёрд, потому что он верил Богу. Он верил. И он мне говорил: "И долиной смертной тени пойду и не убоюсь. Ибо Ты, Господи, со мною! (Пс. 22:4)". Друзья, помните этот псалом? И муж утешал меня этими словами. А я плакала и говорила: Славик! Ну кто нам поможет? Ну кто? О чём ты говоришь? Океан! Море и небо. Всё! Где-то там за горизонтом Сингапур. А убийцы наши ходят по коридорам. "На, — сказал муж, — открой Библию! Раз ты мне не веришь, открой и прочитай! Тебе Господь скажет". Я наугад открыла Библию и читаю: "Что могут тебе сделать люди, если Я с тобой? (Пс. 117:6)". И действительно, что могут сделать мне люди, если Сам Бог со мной! Зачем мне эта плоть? Я то как никто знаю, что она мне не понадобится на Небесах! Мои слёзы высохли. И мы стали петь псалмы, я, правда, больше мычала, потому что слова произносить сложно: "Слышишь ли голос любви в простоте? Слышишь ли дивный рассказ?" Правда в псалме поётся: "Слушайте", а мы друг к другу обращаясь, мы пели: "Слышишь ли ты?" И начали радоваться. Ведь действительно — Бог с нами! И не важно, что мы заперты в каюте, и не важно, что кровоточат разбитые дёсна. Да это всё не важно! Потому что это всё здесь останется на земле! Там у меня будут прекрасные красивые зубы! Аллилуйя! Слава Господу! Пребывая в таком состоянии мы услышали какой-то шум. По палубам ходили, бегали люди. Непонятно что. Наконец раздалась английская речь и спрашивают: "Кто за этой дверью? Откройте дверь". Заставили пароход остановиться. Искали наркотики. На судно поднялись сингапурские власти вместе с консулом — потому что пароход украинский, это территория Украины. А они получили такое донесение, что на нашем судне есть наркотики. Потому что Украина подписала договор о задержании судов наркотрафиков. Им открывали комнаты и в одной из кают, а точнее в амбулатории, обнаружили нас избитых. И Господь прислал в буддийской стране, Сингапур — это буддийская страна, где, кстати, начались преследования христиан сейчас. Но офицер, который пришёл, он был христианин-пятидесятник. Этот офицерский чин спросил: "Кто эти люди? Почему они так избиты?" На что капитан ответил: "Они бились головой в переборки. Потому что они зомби. Они читают вредную книгу. И вот так избивают друг друга. Они приносят себя в жертву своему Богу". Этот заинтересовался. Сингапурец говорит: "А какую книгу они читают?" В тот момент муж протянул ему на английском языке Библию версии короля Иакова. Тот взял Библию, полистал и говорит: "Капитан! Так это же святая книга! Это Библия! Она не может делать зомби. А кто вы? Какая конфессия?" Муж говорит: "Пентакост — пятидесятные". "Аллилуйя! — закричал офицер, — Аллилуйя! Я тоже пятидесятный!" Он начал нас обнимать. Тогда вышел консул и сказал: "Не прикасайтесь! Это территория Украины. Они арестованы по закону Украины". "Да, — говорит, — они у вас арестованы по закону Украины, но мы составим акт и если эти люди не придут в порт назначения, то вы, — капитан, и вы, — консул, будете убийцы. Я знаю, что вы их хотите убить. Но Дух Божий возмутился против вас". Они составили акт. Капитан получил копию, консул получил копию и сингапурец увёз с собой оригинал. Убить нас нельзя. Слава Богу! Но услужливый капитан уже отрапортовался, он послал радиограмму в Черноморское морское пароходство, что капитан Белоус со своей женой, начитавшись какой-то литературы, бросились за борт, принеся себя в жертву своему Богу. Нашим детям, нашей семье доложили, что их сумасшедшие родители благополучно утонули — выбросились за борт, принесли себя в жертву. Поспешил враг. Явно поспешил. Он выдал желаемое за действительное. Да запретит ему Господь! Почти месяц был переход через Индийский океан. За этот месяц нас не кормили. Но так как это была амбулатория, а над ней — каюта капитана, который любит жить с удобствами, то воду отключить нам не смогли. Перекрыв нам воду, перекрыли бы и капитану. Питья у нас было достаточно. Я питалась тем, что мне муж впрыскивал глюкозу шприцом, а он её экономит для меня. Но однажды муж заметил в иллюминаторе верёвочку — леску. Он подошёл к иллюминатору посмотреть, что это за верёвочка — там был привязан кусок хлеба. Он достал. Кто-то из членов экипажа цеплял то кусочек хлеба, то кусочек сыра. И таким образом мой муж имел возможность хоть что-то есть, поддерживая себя. Но на второй день появились конкуренты — чайки. И началась охота: кто первый поймает верёвочку — мой муж, значит он пообедает, если чайка — значит чайка пообедает. Слава Богу. С Божьей помощью раны наши поджили. Лекарства, слава Богу, были! Это амбулатория. Раны поджили. То, что мы скинули лишний вес, так это даже на пользу — легче ногам. Аллилуйя! Времени свободного было для того, чтобы вникать в слово Божье и хвалить Бога почти месяц и мы с мужем становились на колени и хвалили Бога. Аллилуйя! Вначале нас не выпускали, пока не прибыл новый старпом. Когда судно пришло в Турцию и на борт поднялся старший помощник капитана, он был страшно удивлён. Ему сказали, что он едет на пароход на пустое место. Старпом-то утонул! Вместе с женой! А тут живой старпом должен передать ему свои дела! Он говорил: "Как же так? Как же так?! Почему?!" "Вот так, — ответил муж, — потому что Бог силён и со дна морского достать. Вот поверь в это! И ты спасёшься". Но тот с опаской отнесся к опальному старпому. СТАМБУЛ Нам дали паспорта граждан Советского Союза, с которыми нас отправляли в рейс, выгнали с парохода и подняли трап. Мы кинулись в посольство, в консульский отдел, в Стамбуле мы были четыре дня. В начале консул нас принял. Он негодовал, он кричал: "Да как так! Да произвол! Да как он смел этот капитан! Вот я сейчас, вы идите, я закончу дела, и еду следом. Я ещё вас обгоню! Вы будете на пароходе!" Мы пошли в порт. Мы пришли туда — вороты закрыты, пропуска наши аннулированы. Потому что капитан переписал судовую роль и там мы уже не внесены. Нас не пускают на территорию порта. Наши вещи с судна выкинули на причал. Мы их видим. Я говорю: ай, как жаль! А мы там ж такие подарки детям купили! Два года плавали! А муж мне говорит: "Где твоя ценность, там сердце будет". Я подумала: а действительно — значит, потеря не велика! И мы стали петь псалом: "Значит потеря не велика!" Подумаешь! Какие-то подарки. Ждём. И час, и два, и три, и пять. Уже и вечер, уже и утро, уже и полдень, а консула всё нет. Мы идём опять. У нас уже нет денег на паром. Мы уговорили турков перевезти нас за мой шарфик. В консульский отдел нас больше не пускают. На пароход не пускают, в консульский отдел не пускают, турецкая полиция арестовала. Еды у нас не было вообще никакой. Но вот когда нас арестовывали, то турки давали нам по стаканчику чая, это нас немножко согревало. Когда нас выслушали, говорит: "Так с консульского отдела и позвонили, чтоб вас арестовали, что вы там надоели!" Говорит: "Знаете, вы здесь ничего не добьётесь. Езжайте в Анкару". А деньги? У нас ничего нет в карманах! Только паспорта граждан Советского Союза. А такой страны нет. Говорит: "Какое ваше гражданство?" Говорим: ну раз нет такой страны, значит — наше гражданство на Небесах! Небесное. Самое верное. Тогда турецкие полицейские собрали деньги, купили билеты и отправили в Анкару — в столицу. АНКАРА Ну что ж мытарства наши начались, то было на море, а теперь на суше. В Анкаре нас тоже не принимают — ни посольство России, ни посольство Украины, ни Организация Объединенных Наций, ни американское посольство, которое всегда говорили, что Советский Союз притесняет народ, и вот диссидентов они принимают, вот они христиан принимают! Никого они не принимают без денег! Свидетельствую и не боюсь. Были бы у нас деньги — пять тысяч долларов на каждого, — с удовольствием бы приняли. Нам так и сказали. А так как у нас только паспорта граждан Советского Союза, — больше ничего, то нас спокойно сдают опять в полицию, где нам выдали справку, что мы находимся на территории Турции легально до возвращения на родину. Каждый день мы приходили то под одно посольство, то под другое, каждый день. Этот день заканчивался в полицейском участке. Потому что приезжала машина, нас забирала. В конце концов полицейские взмолились: "Ну не ходите вы к посольствам! Ну не ходите! Мы устали вас забирать оттуда!" Говорю: ну почему? Зато нам тепло! Мы же ночь посидим возле вас в тепле. Они перестали выезжать на вызовы. Мы не знали, что в Анкаре вокзал закрывается в одиннадцать часов с последним поездом. Его моют, специальные сушильные машины сушат, закрывают на ключ и до первого поезда в половине шестого утра. Январь месяц, снег, красота! И каменные скамейки. Деревьев-то нет в Турции! Вернее есть деревья, но они так редки, что если растёт дерево, а на этой площадке строится дом, то этот дом строится без этого угла — чтоб только не повредить дерево. Когда я изнемогала, плакала, это очень больно — эти не зажившие переломы на морозе, мне муж сказал: "Прославь Бога! А если бы это наши дети не имели где голову преклонить?" Я прославила Бога. Вот когда я прославила Бога, нас пустили в вокзал. Вот тогда! Когда в очередной раз мы пришли вечером к вокзалу, вернее — погрелись немножко и вышли с вокзала, подбежал служащий и говорит: "Не уходи! Не уходи!" Он нам жестами показывал, потому что по-турецки мы не говорим, а он — ни по-английски, ни по-русски. "Но не уходи! Побудь вот здесь, вот здесь — вот за этим деревом!" Мы постояли за этим деревом. Мы не знали почему мы должны были стоять, но когда они помыли зал ожидания, высушили его, он нас позвал — они пустили нас в этот зал ожидания и закрыли на ключ, только просил не садиться на стулья, а то будет видно и его могут уволить за это. Знаете — какая радость: лечь на бетонный пол возле батареи. Лечь! Обнять эту батарею и прославить Бога! Друзья! Это благословение! Мы опять стояли на коленях и славили Бога. Но теперь мы стояли на коленях не в холодном снегу, не на каменной скамейке, а на тёплом полу возле горячей батареи! Чудо. А Господь, наш милостивый Господь, мы Его хвалили за то, что это мы ходим, а не наши дети, что Он бережёт наших детей. А мы, ну что ж-то, мы знаем, Боже, что Ты не положишь на наши плечи больше, чем мы можем поднять. Слава Тебе Господи, что наказания Твои мягки и испытания Твои тоже во благо нам. Мы не роптали. Странно, правда? Но именно тогда укрепилась наша вера. Именно тогда мы поняли, что Господь водит Своими тропами. Слава Ему! Друзья. Слава великая! Аллилуйя и аминь. Прошло ещё несколько дней. Мы не ели, в общей сложности мы две недели ничего не ели — пятнадцать дней, кроме снега. И не страдали, Господь убрал от нас чувство голода. Мы решили — значит Господь хочет, чтобы мы были в посте. Аллилуйя! Для славы Твоей, Господи, мы идём в этот пост и Ты нам Сам скажешь, когда его снять. Каждый день мы ходили отмечаться в полицейский участок. Каждый день мы просили вернуть нас в Украину. Мы всем уже надоели. Только не нашему украинскому правительству: оно было глухо и слепо. Один раз приходим, а наш полицейский говорит: "Я нашёл вашу церковь!" Да ты что? И где? Но это оказалась православная церковь. Знаете, далеко идти по горам, через весь город, но мы пришли туда — в православную церковь. Уставшие, голодные — уже десятые сутки мы ничего не ели, вообще ничего, кроме снега. Рассказали священнику свою эпопею и попросили его: брат! Мы верим в Одного Христа! Помоги нам! Чем можешь, помоги! "А кто вы?" Мы ему рассказали, мы ничего не скрывали, что мы — евангельские христиане, пятидесятники. Знаете, что он сказал? "Ну пусть вам Бог поможет. Будем молиться. Бог подаст. А сейчас мне пора закрывать церковь". И не разрешил даже остаться в церкви обогреться. И мы вышли. Мы сказали: пусть тебя Бог благословит за твою "доброту" друг. Я благодарю Бога, что у нас не было огорчения на сердце. Мы вернулись в полицейский участок и говорим: это была не наша церковь. Он говорит: "Ну как же! Это церковь Христа!" Я говорю: нет, там Христа нет — в этой церкви. Он удивился и сказал: "Наверно так. Раз вы здесь". На следующий день, видно Господь так расшевелил его сердце, что он не мог успокоиться, — они прониклись состраданием, они видели нашу покорность и что мы не прячемся, что мы не воруем, а что мы только славим Господа. Он нам даёт новый адрес. Говорит: "А теперь я точно знаю! Потому что там поют и Христа славят! Это там". Где? "В отеле Бэст". Ага. Это уже что-то интересное. Это уже может быть, — решили мы. Мы неслись как на крыльях в этот отель. Мы узнали, да, снимает церковь евангельских христиан зал, но только в воскресенье, а это вторник. А это только вторник! Назад мы шли и стыдили друг друга. Ну что ты! Приободрись! Мы же уже нашли! Господь уже открыл! Значит Господь не даёт половину, Он даёт полной чашей. Друзья мои, как часто мы произносим эти слова, совершенно не пуская их в разум и в сердце. Это к стыду своему говорю вам и к стыду вашему. А Господь говорит: "Верьте! Даже тогда, когда другие не верят. Верьте!" потому что если Он даёт, Он даёт полной чашей. А если не даёт, то Он не даёт вообще — даже надежды. Господи! Слава Тебе! Мы дождались воскресенья. Конечно, мы идём, и я говорю: Славик, мы такие чумазые! Мы снегом вытерли руки, лица. Но всё равно мы идём к Богу! И Господь усмотрел и это. Когда мы пришли в ту гостиницу, где снимался зал церковью, мы пришли очень рано — за два часа до служения. Господь нам показал, где можно умыться. Мы умылись и привели себя в порядок. Так как перед операцией я перенесла химиотерапию — три сеанса и облучение, мои волосы выпали. И то, что вы сейчас видите — этим волосам четыре года, они так растут. А до этого я была лысая, то мне очень легко было себя привести в порядок — помыть и всё впорядке. Мы вошли в зал. Да, это была наша церковь — евангельская церковь, в которой собирались пятидесятники и баптисты. Они хвалили Бога. Служба шла. Богодухновенная служба. Она велась на английском языке, но даже с моим скудным английским я всё понимала, потому что там всё говорил Господь мне! Мы укреплённые молились. Счастливы были — Бог не оставил. В конце службы пастор видит — новые лица. Потому что эта церковь была работников посольств — с разных посольств были работники. И он говорит: "Представьтесь! Вы — гости наши, представьтесь. Кто вы?" Муж стал и говорит: "Мы — христиане пятидесятники с Украины, изгнанные за проповедь Слова Божьего, за свидетельство Божьего чуда". "Где вы живёте?" — спросил. Так как словарный запас моего мужа тоже не очень велик, он говорит: "На вокзале". Богатый американец, миллионер, ему в голову не пришло, что на вокзале — это буквально на вокзале, на полу под батареей. Он решил, что это отель на вокзале. Он сказал: "Вы желали бы, чтоб мы помолились за вас?" Да, конечно, мы очень хотели этого. Мы вышли вперёд, за нас молились. "Ну пусть вас Бог благословит!" Служба закончилась и нам предложили перейти в соседний зал, где для братского общения накрывались фуршетные столики — бутербродики, конопэ, печенье, пирожные, кофе, чай и соки. Мы перешли. Но уже третью неделю как мы не ели ничего, разве, что пару кусочков снега для утоления жажды. И я мужу говорю: не вздумай больше одного печенья съесть! Потому что у меня даже нет столового ножа, тебя оперировать. А стать вдовой в мои планы как-то не входит, дорогой. Вот одно сухое печенье и маленькая чашка чая мелкими глотками. Он говорит: "Ну как? Ну я, хотя бы тогда — я лучше бутербродик съем!" Я говорю: ты что! Там же колбаса! И вдруг слышу за спиной звонкий мальчишеский голос: "Вы почему запрещаете мужу кушать?" Это было так неожиданно! На русском языке, в Турции, среди американцев и англичан, что мы обернулись. Стоял молоденький брат. Мы говорим: ты говоришь по-русски? Ты понимаешь по-русски? Он говорит: "Так я—- гагауз с Молдавии. Я здесь по обмену, учусь в университете, готовлюсь к водному крещению!" Он был счастлив, что он готовится к водному крещению. Мы его поздравили — братик! Это прекрасно! Это замечательно! Ты на правильном пути! А он говорит: "Но вы не ответили на мой вопрос: почему вам нельзя кушать?" И мы сказали: потому что мы больше двух недель ничего не ели. Может быть завороток кишок. И вряд ли входит в план Божий нам умереть в муках прямо на вокзальной площади. "Как? — говорит, — Не ели?" Ну мы ему и рассказали, что с нами произошло. Бедный мальчик, он даже не подозревал, что такое бывает. Он плакал как ребёнок, у него катились слезы. Он только умолял: "Не уходите! Посидите! Я скажу пастору! Он же наверняка не понял! Вы так сказали на своём ломанном английском языке, что я с трудом понял!" Он побежал к пастору. Мы видели как он жестикулирует, он ему рассказывает. Друзья, вы видели бледного негра? Это был он. Он просто побелел. У него текли слёзы, он был как посыпанный мукой. Он шёл к нам, у него дрожали руки. Он шёл и плакал, он просил: "Простите меня, чтобы и Бог меня простил!", он упал на грудь моему мужу. Конечно, мы тоже просили у него прощения, потому что нашего английского не хватило донести весь трагизм нашего положения. Нас поместили в лучшем отеле — пять звёзд, прекрасный номер, всё изумительно. Такие чудеса может делать только Господь. Мы приняли ванну. Мы славили Господа. Видимо еда была какая-то на столе, потому что самовар я запомнила. Но остальное нас не интересовало. Мы хотели спать. Мы поблагодарили Бога, легли на эту широченную кровать как на аэродром и уснули. Я проснулась от того, что меня кто-то держит за руку и пристально смотрит. Я открыла глаза и увидела человека в белом халате. Заканчивались вторые сутки как мы спали. Пастор испугался. Он вызвал своего врача, а тот сказал: "Нет, нет. Они здоровы. Они просто спят. Они просто спят!" Слава Господу! Мы выспались, здоровые и крепкие. Попили чайку и пастор спрашивает: "Чем я могу вам помочь, друзья?" Говорим: найди нам работу. Пока мы здесь. Мы должны себя обеспечивать. Господь любит трудящихся, Он не любит тунеядцев. А он говорит: "Ну, ты — капитан. Я не могу тебе найти пароход в Анкаре. Тут и моря-то нет! А ты — врач. Это очень сложно — в мусульманской стране — женщина-врач". Я говорю: да какой я врач? Он говорит: "Что, хочешь сказать, что с высшим образованием ты пойдёшь в няни?" Я говорю: я пойду кем угодно. Я пойду туалеты мыть! Корона моя не свалится, она слишком высоко закреплена. "Да, — говорит, — ты это правильно сказала. Но нет, это невозможно. Живите, Бог откроет". Друзья мои, не прошло и пяти дней как я работала семейным врачом первого секретаря немецкого посольства. Мой муж был у него водителем. Это была шестая страна. И наступает новый год. Мы живём уже почти год в Турции, в Анкаре, работаем, трудимся в церкви. Всё прекрасно. Домой нас не пускают, это единственное, что нас омрачает. Но мы имеем уже контакт с детьми, говорим с ними по телефону. Имеем возможность отправить им деньги. Славим Господа, что нам уже немножко легче. Мы знаем, что с нашими детьми. Слава Господу! Наступает рождество. Церковь собирается в рождественскую ночь у пастора на дому. На коленях славим Господа, благодарим за прошедший год! Так радостно! И идёт пророчество пастору на нас. БОЛГАРИЯ И он говорит: "Друзья! Ведь в этом году наступающем нас покинут брат и сестра Белоус. Их Господь уводит в Болгарию". Меня как водой облили. Как, Болгария? Почему Болгария? Муж говорит: "Ты забываешься. Если Господь сказал, что Он поведёт в Болгарию, Он поведёт в Болгарию. можешь не сомневаться". Я говорю: Господи! Но ведь не хочется! Но, давай весной, а? Я опять начинаю торговаться с Господом. Ну холодно на улице! Давай до весны, а там мы поедем спокойно. Но если Господь сказал идти, надо оставлять всё и идти. Мы вернулись домой, предупредили хозяев, чтобы искали на наше место других, потому что нас Господь уводит. Но мы не знали, что это будет так быстро. Уже через два дня нас арестовали. Потому что на рождественский праздник в доме нашего хозяина собрались послы со всех аккредитованных посольств в Анкаре. И посол Украины тоже. Он давно думал, что от нас и костей не осталось, он знал нас в лицо. Потому что это бывший начальник пароходства. И когда он увидел нас поднимающимися по лестнице из своей комнаты в этот зал приёма, он уронил ложку, которой размешивал кофе, и следом чашку. Он ничего нам не сказал. Извинился там под каким-то предлогом и удалился. Но через день — это двадцать пятое, двадцать седьмого числа возле дома остановилась полицейская машина. Вышли двое полицейских в штатском и предложили нам поехать в полицейский участок — заполнить документы. Всего-навсего! Новый год наступает, надо переоформить документы. В доме была хозяйка, хозяина не было. Она говорит: "Им надо одеться?" "Нет, нет, что вы! Мы их возьмём и привезём!" Нас сразу отвезли в тюрьму. Опять побили. Нас кинули в камеру. В начале у нас искали деньги, не найдя ничего, избили ещё больше и кинули, знаете, оказывается в Турции, я до этого не знала, есть две тюрьмы. Та зиндан — тюрьма, где ямы, там содержатся убийцы, и нас кинули туда, в этот зиндан. Поверху ходила охрана. Там не кормят, в турецкой тюрьме не кормят. Если у тебя есть богатые родственники, то они будут платить — тебе будут приносить какую-то еду. Но это не значит, что у тебя не отберут её сокамерники. А если у тебя, как у нас — нет никого, нам даже стакана воды никто не дал. А меня кинули вместе с мужем в мужскую камеру. Но Господь не позволил надругаться надо мной этим озверевшим убийцам. Хотя они и кинулись на нас, я потеряла сознание и муж говорит: "Сразу же охрана — подняли нас наверх и обследовали". Меня врач обследовал. Что он сказал, муж не понял, но нас перевели в другое место. Думали — заберёт Украина, Украина не взяла, сказала: "Таких граждан нет". И тогда турки растерялись. Они же думали, они забирали нас из дома первого секретаря немецкого посольства. Тот же будет спрашивать, где мы. А они не могут сказать ему, что мы в Украине, потому что Украина не берёт! А на каком основании они нас уже держат вторые сутки? Ситуация пикантная. И спрашивает: "Ну так. Вас куда везти? На какую границу? На украинскую или на иранскую?" Говорим: не знаем. Вообще-то лучше бы на украинскую, но только чтоб нас туда пустили. "Нет, — говорит, — это по морю, это не получается. Это надо пароход. В общем, а пока вас вызывает министр внутренних дел". Нас ведут коридорами, застеленными дорожками. Министр говорит: "Ну что? Бросил вас Христос? Бросил. Примите зелёное знамя ислама. Вот — Аллах есть Бог и Магомет его пророк. А ваш пророк Иса, Он так просто. Иса это ничего не стоит". Супруг мой выпрямился во весь свой рост и сказал: "Покайся! Христос идёт! Утри уста свои. Иисус — Сын Бога Живого! И ты покайся, если хочешь быть спасённым". Он: "Да ты что!" А потом сменил тактику — вначале угрожал, а потом говорит: "Хорошо. Вот вы сейчас отрекаетесь. Я зову журналистов. Перед камерами вы отрекаетесь, в газетах пишем. Ты — капитан. Мы дадим тебе пароход. Ты врач. Мы даём тебе клинику. Вы хотите жить в Анкаре? Покажите в каком доме вы хотите жить, мы его выкупим! Отрекитесь от Христа!" Мы рассмеялись с мужем. Мы в беде не отреклись от Христа, да неужели мы отречёмся от Него сейчас? Ни за что. И ты покайся, пока ещё не поздно. Он разозлился. Нас вытащили из его кабинета, куда-то потащили. Потом мы поняли почему мы должны были быть в камере. Там больше десятка наших девушек сидело. Их обманом вывезли в Турцию. Сказали, что они будут танцевать, а сдали в дома терпимости. Всю ночь мой муж читал им Библию — читал о Божьей любви, о блуднице. Почему его мужчину кинули в женскую камеру вместе со мной, наверное этого не знают даже турки. Но так было угодно Богу. Впоследствии мы узнали, что четыре из этих девушек покаялись, приняли Христа, одна из них даже жена пастора. Аллилуйя! Слава Богу! Ради этих четырёх душ нам надо было оказаться там. Слава Господу! Он и сегодня заходит под тюремные замки. Ну повезли нас. Ночью повезли. Куда-то везут, а такая радость на сердце! Такая радость, что мы в голос начинаем петь: слава Богу! За всё Ему слава! Он имеет на это право! Он имеет! И за все даяния, и за испытания и за всё Господь имеет право на славу! А турки говорят: "Что вы смеётесь? Что вы радуетесь? Мы вас везём, не говорим куда. Мы привезли вас расстрелять, а вы радуетесь?" А муж говорит: "Ну расстрелять — так это хорошо, домой!" Слава Богу! Домой! Домой — в Небеса! Мы освободимся от этого! И мы будем на Небесах! Представляешь, друг, мы сегодня будем на Небесах! "Нет, не будешь, мы вас не расстреляем!", — сказал турок. И смотрели на нас с удивлением. Когда привезли к границе, спрашиваем: а куда вы нас привезли? Что за граница? "Это болгарская граница. Вы идите туда. Вот ваши паспорта — граждан Советского Союза, да ещё и просроченные. Вас болгары не пустят и мы вас не пустим назад. И куда вы денетесь оттуда?", — говорят. Мой муж, Господь так дал ему веру и стойкость, он спокойно сказал: "А у Господа есть ещё лестница Иакова. И Ангелы ходят туда — сюда, значит, и мы поднимемся. Она где-то здесь," — говорит. Нас привезли на болгарскую границу — туда, куда нам Господь указывал придти. Но Господь не стал ждать до весны. И слава Ему. Когда мы пришли в Болгарию, это был девяносто пятый год, друзья. Господь благословил нас и уже через неделю через моего мужа была создана русскоговорящая Божия болгарская церковь. Аллилуйя! Слава Господу!
|
| |
|
ОГОНЬ Господи, это седьмая страна, а где же огонь, после которого мы попадём в Украину? И огонь пришёл. Огонь пришёл, в двухтысячном году, в ноябре, пришёл огонь. Когда я выходила из городского транспорта, возвращаясь с работы, я упала — потеряла сознание. Почему-то я оказалась в больничной палате. Почти сутки прошли между этими двумя мгновениями. Аневризма лопнула, аневризма — это перерастяжение сосуда. Тот сосуд в мозгу, семь сантиметров, который не был удалён, он не выдержал напряжения, он лопнул и — кровоизлияние в мозг, т. е. попросту, как в народе говорят — инсульт обширный. И меня доставили в клинику. Хирурги освидетельствовали и сказали: "Её что оперировали по поводу рака?" Муж говорит: "Да". "А метастазы почему не удалили?" "Потому что она, — говорит, — умерла, а потом воскресла. А когда уже воскресла не имело смысла удалять". Господь хранил меня с девяносто первого года по двухтысячный. В девяносто первом году я вернулась, в двухтысячном — я упала опять. И нам предложили операцию. Никогда не попадайтесь на удочку, которую дал враг — безплатную. Тяжёлая операция. Меня парализовало. Я ослепла, потому что во время операции был сделан разрыв зрительных нервов, их разрезали. Так как мы люди без гражданства, то профессор, воспользовавшись этим, взял у меня спинной мозг — спинно-мозговую жидкость для лечения других раковых больных. Он был уверен, что я не выживу. Зато он мужу сказал, когда муж спросил: "Ну как? У неё ещё будет болеть голова?" Он сказал: "Нет! У неё голова никогда не будет болеть. Но лучше, пока она живая, завезти её на Украину". Он говорит: "Профессор, вы ж не хотите сказать, что она умрёт?" "Ну, если переход в иной мир, вы считаете смертью, то она умрёт. Если вы считаете жизнью, то она не умрёт". Красивый ответ, правда? Только он не знал кому он это сказал. Он сказал тому, кто верит Богу. Муж сказал: "Ясно. Значит будем стремиться — разрешение на ввоз тела". Нам разрешили вернуться в страну. Потому что президент Болгарии Пётр Стоянов обратился к президенту Украины и нам разрешили въехать для погребения — пока тело дышет его легче — меньше бумаг заполнять — привезти. Так мужу и сказали в посольстве: "Ну ладно уж, вези, пока дышет". И вот это тело ввезли. Вот это тело лежит на кровати — слепое, неподвижное. А вот я сижу перед вами, друзья, и читаю вот такой текст Библии. Вот, я читаю: "То дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны", к филиппийцам, вторая глава, второй стих. Мне поставили диагноз: паралич и разрыв и атрофия зрительных нервов, помутнение стекловидных тел. Вот документ, который выдан год назад для освидетельствования, две тысячи шестой — "Слипая до вично" — вечно слепая. Вот, друзья, справа с хорошей печатью. Видите чёткая какая печать и написано: "Причина инвалидности — по зрению, общее, бессрочно". На обороте: "Нуждается в постоянном постороннем уходе". Друзья, запись делается в Харькове. Я приехала с Одессы, конкретней из города Южного, Одесской области. Я приехала самостоятельно на своих ногах и без костылей. И теперь даже пытаюсь ходить без палочки, но держу её в руках чисто по привычке и не потому что она мне нужна. Слава Господу! Он восстановил. Так мы вернулись в Украину, как сказал Господь, пройдя через огонь. Четыре года в инвалидном кресле и семь лет полной темноты, полной темноты. Мы когда вернулись, у нас был праздник со слезами на глазах — я не могла говорить, двигаться. Ко мне прикасались дети, плакали, я их слышала, но я ничего не могла им сказать. И я плакала вместе с ними, у меня катились слёзы, но я их не видела — моих детей. Я не видела моих внуков, я только троих старших помнила маленькими, а у меня девять внуков — шестерых последних я никогда не видела. И мама с сестрой стали уговаривать моего мужа: "Славик, тебе семьдесят лет, что ты думаешь? Отдай её в интернат, отдай в интернат. Ты будешь посещать, за ней будет уход. Она — растение, это — кабачок, понимаешь? Зачем тебе эта обуза? Тебе надо делать документы. Мы походатайствуем, её примут в интернат". Но мой муж сказал: "Нет. Когда нас сочетали браком, я дал клятву — в радости и в горе, в здравии и в болезни мы будем вместе". Вначале Господь восстановил мой двигательный аппарат — вначале руки, левая рука — появилась чувствительность. Врачи разводили руками. Я сама понимаю, я — сама врач, такого больного я бы не взялась лечить. Но мне кололи массу уколов, потом просто сказали: "Ну всё! Это безполезно". Вот когда они сказали: "Это безполезно" — я встала с инвалидного кресла. Когда я услышала все приговоры, я сказала: Господи! Ну если я — вот такое растение, Боже, то употреби меня где-то на другом месте, пересади, или возьми к Себе, или как? Но Ты ж сказал: "Иди и расскажи людям". Как же я могу идти, если я не могу ходить? И Господь поднял. Я стала с инвалидной коляски в прошлом году. Я уже могла ходить с палочкой по улицам. Я уже могла ходить с палочкой в магазин и спросить что мне надо или на базар и протянуть кошелёк, чтобы оттуда взяли деньги. Потому что я не могла различать эти бумажки, ещё монетки куда ни шло, а с бумажками совсем туго было. Ни разу никто не обманул слепого. Слава Богу! Но я стала молиться, говорить: Господи! Ну дай мне зрение. Господи! Ты же слепому Вартимею дал зрение, Ты исцелил, тому брение положил на глаза, этому сказал: "Прозри!". Скажи мне что-нибудь, чтоб я прозрела. И я услышала: "Зачем?" Как зачем? Я хочу видеть. Я хочу видеть! Я хочу видеть своих внуков! Господь молчит. Муж говорит: "Что ты сказала Богу?" Я говорю: я хочу внуков видеть. Я хочу двигаться. Я хочу быть опорой тебе. Он говорит: "А Богу это не надо. Давай молиться вместе, я буду тебя подкреплять". И мы стали молиться, мы взяли пост. И тогда Господь задал вопрос мужу моему: "Зачем?" И я сказала: Господи! Я так ослабела! Я хочу читать Слово Твоё, Боже! Я зависима от людей, кто придёт, мне почитает, а кто и говорит — ему некогда. Я ослабеваю, Боже, я ослабеваю в вере! Я хочу читать Слово Твоё! И Господь промолчал, ничего не сказал нам в молитве с мужем. А взамен мне врачи выдали вот такой рецепт. Это рецепт на наркотики. Они не верят, что у меня голова не болит. "Не может быть. Не может не болеть голова, в которой дырка в темени, в которой нет лобной кости и височной". Так думают врачи, а Господь думает иначе. После химиотерапии у меня выпали все волосы, я блестела лысой головой, плакала, я её не видела. Но я говорила: Господи! Неужели Твоё дитя должно быть стриженным? Написано же кого стригли в Библии. А у меня выпали все волосы. Ну дай мне хотя бы парик! Господь мне дал волосы. Видите? Он мне дал волосы и даже неплохие. Слава Богу. Слава Господу! Я смирилась с тем, что я — слепая. Я смирилась. Но с одним я не могла смириться, что я не могу читать Слово Божие. Я научилась готовить обед на слепую. Благодарила Господа и стала просить: Господи! Ну дай мне один глаз! Только один глаз, чтоб я могла читать Слово Божье! ПРОЗРЕНИЕ Это было перед вербным воскресеньем две тысячи седьмого года. В воскресенье как обычно муж меня привёл в церковь, посадил. И вот идёт проповедь, идёт воскресная проповедь. И наш епископ говорит о слепом Вартимее. Как он мне потом сказал: "Я говорил о духовных слепцах". А я это приняла, и когда он провозгласил слова Христа: "Так прозри!" — я открыла глаза. Знаете, меня слепую водили в чёрных очках, потому что слепые глаза, они крутятся — неприятное зрелище. И когда я увидела в очках, — "Прозри!" — я увидела свет. Впервые за семь лет я увидела свет. Я сорвала очки. У нас купол в церкви и оттуда свет. Этот яркий свет! Я зажмурилась и стала бояться открыть глаза, но я опять открыла. Я закричала на весь зал: я вижу! Я вижу! Проповедник замолчал, повернулся ко мне, говорит: "Что ты видишь?" Я говорю: вас, брат Петя, вижу! И тогда он закричал: "Аллилуйя! Аллилуйя!" Он взял меня за руку, вывел к кафедре и дал Библию. И здесь я поняла, а вижу-то я одним глазом. Я просила у Господа: ну если два нельзя, дай мне один глаз, ну дай пол глаза, Господи! Только бы я могла читать! И когда он открыл Библию, дал мне, я посмотрела — я вижу одним глазом, но я вижу. Я вижу! "Как дождь и снег снисходит с неба и туда не возвращается, но напояет землю и делает её способною рождать и произращать". Это пятьдесят пятая глава Исайи, стих десять. Когда я села, муж говорит: "Я так счастлив, что ты видишь!" Я говорю: Славик, я вижу одним глазом и то только верхний наружный квадрант. А он говорит: "Ты чего просила один глаз? Ты чего просила один глаз? Надо было два глаза просить!" Друзья, просите. Ложная скромность перед Господом ни к чему. Просите и дано будет. А если вы не получаете — не на добро просите, не на добро просите — тогда не получаете. Прошло ещё четыре месяца. Через четыре месяца я уже видела двумя глазами. Я пошла засвидетельствовать и говорю: я вижу! Меня посадили перед компьютером. Потом они что-то крутили компьютер, а потом врач сказал: "Так. Ничего она не видит!" Я говорю: как это? "А у меня компьютер показывает — слепая! Так что, тебе верить на слово?" Я говорю: ну дайте я вам почитаю! "А ты, - говорит, — Библию выучила наизусть". Я говорю: так я не буду знать какая страница! Но инвалидность мне не сняли. Профессор, у которой я наблюдаюсь сейчас в клинике Филатова, она сказала: "Я не знаю как вы проделываете эти фокусы, но я верю своему компьютеру". Ну что ж, она поверит Богу когда-нибудь. ПРИЗЫВ Друзья, всё, что написано в этой книге (показывает Библию) — правда. Всё — до последней точки. Всё, что я читала в откровениях Иоанна, я видела на Небесах и в аду. В моей жизни Господь явил такие чудеса, которые Он являет и в вашей жизни. Он являет каждому из вас! Только остановитесь и прославьте Господа. Прославьте Его и держитесь за Его руку, Он не оставит. Мать оставит дитя своё. Моя мать бросила меня в море при рождении, а Господь спас. Меня сдали в дом малютки, а Господь спас. Меня хотели утопить в Южно-Китайском море, а Господь спас. Нас кинули в тюрьму, а Господь вывел. У нас отобрали всё. Да, друзья, у нас отобрали всё, у нас не было даже сменной одежды, а Господь нам дал всё... И слава Богу! Не копите на завтра, думайте о сегодня. Думайте сегодня. Потому что сегодня уже не повторится! И вы ничего не исправите. Спешите. Ведь завтра уже может не блеснуть. Друзья мои, покайтесь пока ещё есть время! Покайтесь пока ещё Господь слышит. Пока ещё эта книга не взята от нас. Потому что слова Амоса звучат и ныне: "И будете ходить от моря и до моря и искать: "Где Ты, Господи?" А Он уже вас не услышит (Ам.8:12)". Сейчас последнее время. Покайтесь и будьте благословенны. Аминь.
|
| |
© sb-nz.com 2009-2024
|
|